Звезда в оранжевом комбинезоне

Ей было шестнадцать, она была в предпоследнем классе и должна была пройти недельную стажировку на предприятии. Месье Авриль владел столярной фабрикой. Он производил двери и окна и заседал вместе с Рэем в городском муниципальном совете.

– Да, скажи спасибо папе, – поддакнул Рэй с привычной улыбкой благодетеля, спасающего младенцев из огня.

Он протянул руку, плюхнул ее на ногу Стелле. Больно ущипнул, чтобы она улыбнулась и поблагодарила.

Ей нужно было сыграть роль благодарной дочери.

Нормальной, благодарной дочери.

Они становились нормальной семьей, только когда выходили из дома. Когда шли на салют 14 июля или на бал пожарных, который был перед салютом. Потому что тогда Рэй надевал маску славного малого. Танцевал со своей женой, держал ее под руку, держал за руку дочь, играл в образцового отца и мужа.

Но она отказывалась быть образцовой дочерью.

Она предпочитала стать уродиной.

И сконцентрировалась на своей идее.

На тех словах Жоржа: «Это тебе решать, хочешь ли ты быть счастливой или нет…» И других, про гвоздь. Она считала эти гвозди, вбитые в гроб зла.

Как-то вечером она была в гостях у Жоржа и Сюзон, и они смотрели по телевизору старый фильм Трюффо «Жюль и Джим». Стелла обратила внимание на героиню, переодетую в мужчину. В широком свитере, мужских штанах и больших грубых башмаках. Она бежала, поддерживая обеими руками спадающие штаны. Углем ей подрисовали усики, волосы она спрятала под кепку… Сразу после фильма она попросила у Жоржа его старый свитер, кепку и штаны. «Что, хочешь быть похожа на Жанну Моро?» – спросил он, роясь в шкафу.

Но вызнавать, почему ей так захотелось, не стал.

Но на самом деле в тот вечер, если бы он стал настаивать на ответе, она бы рассказала ему. Да, в голове ее звучал смех Жанны Моро, перед глазами стояло ее лицо с ироничной гримаской. Она вот ничего не боялась. Вертела мужчинами как хотела, обводила их вокруг пальца. И восстанавливала справедливость.

И она одевалась как мужчина.

Когда в школе Стеллу спросили, к чему она напялила на себя эти мужские обноски, она рассказала про этот фильм. И добавила, что это история одной девушки, которая не позволяла себя провести и которая забивала все свои гвозди.

Людей это объяснение всегда устраивало. Они предпочитали не углубляться в тему. Переводили разговор на другое: «Какие у тебя отметки? Нравится учиться? А видела, что на улице творится, ну и ветрила!»

Им было стыдно, что они такие трусы.

Стелла играла с их стыдом. Она опаздывала в школу, нахально плюхалась на первую парту, ставила сумку на стол и демонстративно ее раскачивала. Рисовала во время объяснения учителя. В столовой клала ноги на стол. Ходила по нужде в мужской туалет. Курила в школьном дворе. Она провоцировала их. Они отмалчивались, отворачивались. Тогда она стала хитрой, почти жестокой. Она грубила, отмахивалась, когда до нее пытались дотронуться. Ночью, засыпая, она составляла новые планы. Представляла все, что сделает, дабы отомстить, в цветах и красках, раз за разом прокручивала в голове фильм с неизменным счастливым концом. Тот прекрасный день обязательно настанет, надо быть готовой. Она себя подбадривала: «Ты не знаешь, когда вдруг представится такая возможность, но ты должна ловить ее на лету. Руками, зубами, чем получится. Надо к этому готовиться. Как атлет готовится к соревнованию. Не расслабляться. Ты должна думать об этом все время… ладно?»

Ладно.

Этот день наконец настал.

Леони в надежном месте. В палате № 144. Причем надолго.

Рэй занят тем, что ухаживает дома за своей матерью, у которой отрезали ногу. А собираются и вторую ампутировать.

Доктор Дюре на стороне Стеллы. Амина тоже. Все подготовлено, чтобы вбить последние гвозди.

И внезапно, когда она перестраивалась в другой ряд, чтобы обогнать грузовик, на маленькой дороге, крадущейся сквозь лес, в голову ее закралась предательская мысль.

А если Амина врет? А если Амина на стороне Рэя?

И доктор Дюре…

Почему такой влиятельный человек, как он, готов подвергнуть себя опасности, чтобы защитить Леони?

«Ты грезишь, лапушка моя. И ты знаешь, что опасно предаваться грезам». – «В молоке мечтаний всегда оказывается муха», – повторял ей Жорж. Он прочитал эту фразу в газете «Рустика», которую постоянно читал. Она была написана золотыми буквами, которая украшала месяц май. Жорж знал множество таких фраз из «Рустики», он выучивал их наизусть. «Я люблю их, – говорил он, – я читаю их и потом размышляю. Могу целый день обдумывать».