Звезда Венера

– Я все понял – ухожу, а то по морде получу и подвиг свой не совершу! – деланно учтиво продекламировал Пика и скрылся за дверью.

…Пика на скорую руку «нарубал» салат из свежих овощей, подогрел на плите плов, принесенный с кухни в продолговатом овальном чугунке, вскрыл банку со шпротами, нарезал хлеб, сырокопченую колбасу, сало-шпик, выставил соломенную тарелку с песочным печеньем, коробку чая «Принцесса Нури», сахар-рафинад в залапанной некогда белой фарфоровой сахарнице с отсутствующей крышечкой. Затем водрузил на стол закопченный чайник с кипятком на самодельной деревянной подложке.

– Ну, чем богаты, как говорится, – Пика был явно доволен результатом своих усилий и, поднимая чашку с чаем, с немалым достоинством чокнулся со мной – Будем живы – не помрем! А, товарищ майор?

– Давай, вперед, кони-саночки – кивнул я и пригубил немного чаю.

Мы изрядно проголодались, поэтому довольно-таки быстро и без особых усилий «переполовинили» плов с курятиной под салат, полбанки шпротов под колбасу с салом и в завершение перешли к неспешному чаепитию.

– Пипеткин тут недавно приезжал, – сообщил Пика – он щас где-то на Дальнем Востоке, в окружном госпитале дослуживает.

– А здесь он что делал? На лыжах, что ли, приезжал покататься? – поинтересовался я.

– Зачем? Не все же больные на голову, как мы.

– Ну не лечиться же?

– Нет. По делам каким-то, да в отряд заехал. А на обратном пути – ко мне заглянул. Пацаны наши с ним заезжали. Вот, годовщину и отметили. Неплохо посидели.

– Дожили, – проворчал я – годовщина смерти теперь, как юбилей отмечается…

– А что у нас в жизни осталось? – Пика развел в стороны свои мозолистые, так и не отмытые от машинного масла руки со следами шрамов и порезов – Теперь только и собираемся на скорбные даты.

Пика посмотрел в окошко. Я тоже глянул туда. Там сновали люди – веселые, пестрые, разношерстые, как на ярмарке. Глядя на них, можно было подумать, что там, за окном какой-то грандиозный праздник. Оттуда доносился звонкий смех, веселые и радостные крики, из репродуктора лилась музыка и песни. Казалось, что там совершенно другой мир. А мы все так же находимся в каком-то другом, параллельном черно-белом мире, не в силах вот так вот радоваться жизни – до самозабвения, до счастливой хрипоты в голосе, позабыв обо всем на свете.

– Я каждый день вижу все это – кивнув в окно, сказал Пика – И не могу отделаться от мысли, что я им завидую. Ведь я так не умею, как они…

– Ты теперь – не они – сказал я – Ты теперь один из нас. Ты – просто наблюдатель. Инопланетянин. И ты должен прекрасно отдавать себе отчет в том, что когда-нибудь и за тобой прилетит наш корабль. И ты улетишь отсюда.

– Я просто никак не могу понять. За что? Почему так? Почему такой ценой?

– Ставя подпись под своим армейским контрактом, ты не задумывался, что ставишь подпись под куплей-продажей своей души? – спросил я – А теперь не притворяйся – у тебя нет души и тебе не больно.

– Но мне больно, командир…

– Это уже не боль. Это посттравматический синдром. Это, как после ампутации конечностей. Их уже нет. А тебе все еще кажется, что они болят. Спроси у Пипеткина – он тебе расскажет.

– Я так не хочу…

– Никто так не хочет. Но ничего с этим не поделаешь. Радуйся тому, что у тебя осталось.

– А что у меня осталось?

Я зло сплюнул и отвернулся.

– Твоя палочка-выручалочка, бля! А это, согласись, уже не так уж и мало.

– Эх, товарищ майор… Мне бы ваш оптимизм!

– Однажды отправившись на войну, с первым твоим выстрелом ты открыл ящик Пандоры, сам того не подозревая. Теперь ты себе не принадлежишь. Потому и мучаешься. Это естественно. Хуже было бы, если бы не мучился. Тогда бы я с тобой разговаривал не здесь, на лыжной базе, а в сумасшедшем доме. Понял?