Звезда Запада

И тут монах вспомнил одно из странных событий июля 847 года, начавшееся с обычной вроде летней грозы. Ещё вечером с запада, от моря, стала надвигаться необычная туча – огромная, плотная масса серых, местами в разрывах подцвеченных розовым облаков накатывалась удивительно быстро. В Вадхейме решили, что идёт сильный шторм, но, когда небо над фьордом полностью закрылось тугим клубящимся туманом, ни единый порыв ветра не пошевелил листья на деревьях, но все видели – наверху, в небесах, неистовствовала чудовищная буря. Облака плыли дальше, на восток, и, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, хлынул проливной дождь и сверкнули первые молнии. Грохотало ужасно, от молний ночь превратилась в день: разряды сыпали почти беспрерывно, но постепенно дождь ослабевал. Было далеко за полночь, когда отец Целестин выглянул за дверь, – такая затяжная гроза необычна в Норвегии. Его взгляд привлекло нечто непонятное далеко в горах, на северо-востоке, там, где гора Хартайген: среди блистающих молний глаз ясно различал поднимающийся от земли столб белого пламени, разгоравшийся всё ярче и ярче. Вскоре переливающийся вдали огненный столб вырос настолько, что упёрся в тучи, отчего те внезапно стали мертвенно-бледными.

И вдруг ударило так, что перепуганному явленным зрелищем святому отцу показалось, будто раскололось небо: разрывающий уши рев пришёл от гор, возрастая подобно катящейся на берег огромной яростной волне, – казалось, дрогнула сама земля. Монах шептал молитвы, обращённые, естественно, ко всем святым, дабы те изгнали разбушевавшихся, вопящих бесов, но они явно пренебрегали своими обязанностями, и в небе над горами по-прежнему творилось буйство стихий, не подвластных никому. И тут, достигнув предельной силы и злобы, торжествующий рёв бесов стал угасать, цвет неба сменился с белого на жёлтый, потом на солнечно-оранжевый, и отец Целестин был готов поклясться, что увидел в исчезающем мерцании призрачный силуэт взмывающего в небо всадника. Видение было кратким, мимолётным, но ведь было! Гроза же продолжалась до утра.

С утра пораньше из капища явился годи и, преисполнившись религиозного пыла, стал нараспев дурным голосом выкрикивать на редкость неудачно сложенные языческие вирши про бога Одина, посетившего минувшей ночью Вадхейм, и валькирий его, кои носились по небу и метали молнии. От жреца сильно пахло, и запах сей был знаком отцу Целестину не понаслышке... Не одобрявший сказки про толстых голых тёток, летающих по воздуху (это же надо такое безобразие придумать!), монах и слушать его не стал, а сам на всякий случай записал про ночную историю в свою хронику и отслужил для собственного успокоения мессу в честь избавления Вадхейма от дьявольского наваждения. Мысли о том, что все святые к сему избавлению явно непричастны, у него не возникало.

И вот теперь выясняется, что приходил тогда в скандинавские горы какой-то Эйреми из рода древних богов, что постарше Одина. Так мало того, ещё и отрицать этот упрямый факт никак нельзя – ведь ясно же был виден всадник на огромном коне! Вот и уверуешь после такого в языческих богов, отец Целестин!

– Они тебе сами про этого бога сказали? – слабым голосом спросил у Видгара монах и единым духом выпил то, что ещё оставалось в его кружке.

Голова шла кругом от таких кошмаров. «Ну кто меня из Константинополя, спрашивается, гнал? – думал монах. – Жил бы себе тихо и не думал бы о том, что в девятом веке от Рождества Христова ещё могут твориться такие страсти».

– Сами, – кивнул Видгар. – Он к ним редко приходит, по нашим понятиям. А этим айфар, считай, без разницы сотня лет или десять сотен, – они-то бессмертные.

– Так они что, с тобой на людском языке говорили?

– Ага. Они его хорошо знают. Айфар иногда ходят днём тут, в Вадхейме, только мы их не видим.

Отец Целестин после этих слов тихо ругнулся и подозрительно оглядел горницу, словно ожидая увидеть с десяток призраков, сидящих, свесив ноги, на потолочных балках. Добрые они там или злые, но кто их знает, ещё запустят чем-нибудь... Вон, все стены оружием увешаны.

– А поговорить с ними можно? Узнать, где та Дверь в Мидденгард, про которую Хельги говорил? – Торир задал самый насущный вопрос. – И про штуку эту спросить, что нам отыскать надо.

– Не знаю. Я их давно не видел. С тех пор как... – Видгар выразительно посмотрел на отца Целестина, мигом принявшего образ воплощённой невинности. – Ну, в общем, уже год, считай, я к Зубу Фафнира не ходил, да и айфар просили чужим про них не говорить.

– Ну я-то, как-никак, тебе не чужой, – прервал его Торир. – Да и отец Целестин во всём этом тоже интерес имеет. Так что, Видгар, ступай-ка ты к камню да спроси лесных духов, можем ли мы к ним прийти. Этой же ночью ступай. Остальное потом решать будем.

Монах хотел было запротестовать. Ну, во-первых, интерес у него ко всему происходящему исключительно естествоиспытательский, и, во-вторых, он считал, что нечего связываться с силами не от мира сего. Но почему-то святой отец сдержался – увидим, что там эти айфар наговорят: может, ещё и не придётся никуда уезжать из Вадхейма.