— Что происходит? — наконец пробурчал он. — Я смутно ощущаю разлад в Мире Третьем, но почему так случилось? Насколько серьёзна опасность? Что послужило причиной?
— А не мы ли сами? — медленно сказал отец Целестин. — Ты всегда утверждал, что Междумирье стало пристанищем ушедших из Мидгарда духов. Я помню, что видел во сне струи огня, вливающиеся в Мир Между Мирами, и потом, когда огню было некуда деться, он разрушил оболочку, вырвавшись на свободу. Может, мы стали последней каплей, переполнившей чашу?
— Он дело говорит, — встрял Гунтер, до того сидевший молча с безразличным видом. — Я как понимаю — до нашего прихода всё было как обычно, так, Лофт?
— Ну… да, — неуверенно ответил Локи. — Когда я перед нашей встречей у селения Хейдрека ходил в Междумирье, ничего необычного не видел. Но поверить, что из-за нашего появления духи болот и Полей Мрака очнулись от сна, я не могу! Нелепо это.
— Так мы же в этот мир не за пивом явились! — продолжал настаивать монах. — Это, конечно, ересь, но мню я, что прошлое, настоящее и будущее очень тесно связаны и состояние Вселенной сейчас есть следствие её состояния в предыдущий миг. Если духи разрушения пробудились, если боги Сокрытых Гор оказали нам поддержку и вот это подарили, — он постучал пальцем по золотому диску на груди, — если Огненные Болота стали выдыхать пламя постоянно — это всё неспроста. Должна быть причина!
— А если вспомнить ётунов, вышедших ради нас из своего уединения в пещерах под Исландией, Вендихо с его духами, то, какая охота была устроена за нами, то начнешь понимать, что причина если не всего происходящего, то большей его части — в нас. В том, что наследники сгинувшего Аталгарда пришли требовать своё, — добавил Видгнир.
— И быть может, ещё в том, что Врата Миров скоро замкнут круги Миров, — закончил отец Целестин.
Локи подтянул согнутые ноги к груди и, отрешенно глядя на огонь, уткнулся подбородком в колени. Его серые глаза ничего не выражали. Молчал он долго.
— Всё может быть, — сказал он наконец. — Поверить мне в такое трудно, но всё может быть… Кстати, если мы пройдём через перевал до того, как его накроет Тьма, обратного пути уже не будет. Вернуться в Мидгард получится только с помощью Чаши Сил. Другого пути нет, вы это понимаете?
— Значит, завтра надо искать переправу через Болотную реку и идти к Небесным Горам. Мы должны успеть. — Торин вздохнул и улёгся на плащ. — Спите. Если заснёте…
Болотная река брала начало от ледников Химинбьёрга. Бурный поток, стекая с гор, нёс свои воды через южное оконечье Железного Леса, а потом распадался на десяток рукавов, исчезавших в непролазных топях Огненных Болот. Трясины, вбирая в себя чистую серебряную воду, отдавали её равнине уже изрядно потемневшей и замутившейся. У края болота со стороны Сокрытых Гор образовалась поросшая камышом и осокой дельта, и через две лиги отдельные русла снова соединились в широкую и медленную реку, уходящую на юг, к Мёртвым Морям.
В верхнем течении (ещё до впадения в Болота) река несла в себе золото. Говорили, что находили даже огромные, с телячью голову, самородки, но это были только слухи, ибо обитательницы Железного Леса выбирали всё золото подчистую. Вернее, не они — ведьмы заставляли работать привычных к воде речных троллей, и десятки, а то и сотни буро-зелёных малышей, имевших несчастье попасть в рабство к Ночным Всадницам, отсеивали от речной гальки и песка золотые крупинки. Вполне естественно, что другим смертным ходу в Железный Лес не было и золото Болотной реки находилось в сокровищницах Ночных Всадниц и их повелителя Нидхёгга.
Странная компания появилась хмурым туманным вечером девятнадцатого июня на восточном берегу Болотной реки, совсем рядом с краем огромного камышового поля, простершегося до оставшихся к северу болот. В предночном полумраке по низкому прибрежью трусили шесть косматых низеньких лошадок, ведомых спешившимися людьми за поводья, а позади них трусил небольшой, казавшийся в тумане черно-коричневым дракон. Дракон иногда останавливался, громко и отчаянно зевал, показывая зубастую пасть и раздвоенный розовый язык, а затем вперевалку догонял остальных. На драконьей спине, между сложенных и прижатых к бокам крыльев, возлежал тощий белый кот с рыжим пятном у хвоста.
Синир почему-то отказался с утра ехать вместе с Сигню. Его законное место — на плетёной попоне позади девушки — осталось пустым, а сам кот неожиданно запрыгнул на спину крылатого ящера — широкую, как стол, — и весь день просидел (вернее, пролежал) на ней.
Надо полагать, что зверю попросту надоело ехать на лошади. И трясет, и когти убрать нельзя; так и сиди день напролет, вцепившись в попону и одежду хозяйки. А тут — удобство и комфорт.