Звезда заводской многотиражки 2

Я тряхнул головой. Впереди раздался тоскливый стон, перешедший в булькающее бормотание.

– Трасовка! – заорал кто-то. – Трасовка, Тарас, трусы!

Кто-то засмеялся. Потом затопал. Забарабанил не то в дверь, не то в деревянную переборку между палатами. Потом кто-то завыл как волк. И вой этот подхватили сразу несколько голосов. Потом эти же голоса хором засмеялись. Будто это игра у них такая. Пароль-отзыв.

Я поежился. Было как-то не по себе, хотя я уже не в первый раз был в психушке.

– Иван, ну что ты замер? – Феликс потормошил меня за плечо.

– А! Ой, простите, задумался, – я виновато улыбнулся.

– Не обращай внимания, они в основном придуриваются, – махнул рукой Феликс. – В этом крыле уже на выписку почти все.

– А Елизавета Андреевна где? – спросил я.

– Так я к ней тебя и веду, – Феликс ухватил меня за рукав, и мы свернули в очередной узкий коридорчик. Мимо приоткрытой двери в туалет. Попали в небольшой квадратный холл. На одной из дверей красными буквами по тому же трафарету было написано «ГЛАВВРАЧ». Ощущение было такое, что это какая-то... ненастоящая больница. Примерно такое же ощущение у меня вызывал архив нашей многотиражки. Как будто детская такая газета, ненастоящая. Такое же ощущение было и здесь. Даже для самого себя объяснить не могу, блин... Просто вот эти вот буквы от руки, линолеум с заплатками на прорехах, занавесочки... Наверняка где-то тут есть еще и кухня с печной плитой и дородной такой поварихой...

В первый момент я чуть не отпрыгнул. Накрыло тем же жутким ощущением, как и на похоронах бабушки. Лицо было ее, но чужое. Как тогда у гроба. Десятилетний я вел себя как бесчувственный болван и даже не заплакал на похоронах. Всякие кумушки-тетушки это осуждали, но я отчетливо помню, как вышел из знакомой квартиры на площадку, где курили всякие мужики-родственники, и бубнил, что это не бабушка. Вообще не похожа.

Но это была она. И сейчас это была она тоже. Просто на мгновение мне показалось, что я опоздал. И что ее лицо застыло той самой восковой маской без капли жизни. Но нет. Она пошевелилась. Клеенчатые петли, притягивающие запястья к металлическому каркасу кровати натянулись. Да уж, даже они выглядели самодельными. Веревку обернули оранжевой медицинской клеенкой и прошили на руках. Наверное, чтобы не гнила, не знаю. Или чтобы не ранила запястья, когда дергаются.

Тут я понял, что она открыла глаза и смотрит на меня.

– Елизавета Андреевна? – тихо спросил я.

– Можно мне попить? – хрипло сказала она и пожевала сухими потрескавшимися губами. Она как будто ужасно постарела с момента нашей последней встречи. В этой уставшей пожилой женщине не было ничего от кокетливой дамочки, всегда элегантной и с макияжем. Спутанные волосы свисали сальными сосульками, между носом и губами – глубокие морщины. Взгляд потухший.

– Вы Елизавета Андреевна Покровская? – снова спросил я.

– Да! Да, я Елизавета! – неожиданно пронзительно заорала она. – Сколько еще раз нужно это повторять?! А ты кто еще такой?! Практиканта прислали меня допрашивать?! Почему меня вообще здесь держат?! Привязали еще, будто я буйная какая!

– Наталья Ивановна, вы меня не помните? – спросил я.

– Я требую, чтобы меня выпустили! – не обратив никакого внимания на мои слова заголосила бабушка. И задергалась так, что кровать начала подпрыгивать.

– Вы ее знаете? – живо заинтересовался Феликс.

– Да, – кивнул я. – Она работает в больнице шинного, санитаркой.

– И ее зовут не Елизавета Андреевна? – прищурился он.

– Все верно, – я снова кивнул. Бабушка продолжала кричать и метаться. Мне стало неуютно и захотелось уйти. Как будто я подглядываю за человеком, в тот момент, когда ему не хотелось бы, чтобы его видели.

Дверь распахнулась. На пороге, уперев руку в бок стояла суровая бабища размером примерно с этот самый дверной проем.

– Вы чего, одурели совсем?! – напустилась она на нас. – Девочке покой нужен, а они тут делегацию целую устроили! А ну выметайтесь быстро!

– Но Константин Семенович... – начал, было, Феликс, но договорить дамочка ему не дала. Она вихрем ворвалась в палату и оттерла нас обоих от кровати бабушки. Плюхнула на тумбочку рядом металлическую биксу.

– Константин Семенович ваш... – она с лязгом откинула крышку и выхватила оттуда стеклянно-металлический цилиндр шприца. Потом сунула руку в карман и достала ампулу. Ловко отломила ее кончик, сунула внутрь иголку. – Я кому говорю, пошли прочь отсюда! Написано же, в часы посещений только! И к лежачим в палату нельзя. Еще и в верхней одежде вперлись, чтоб вас! Быстро пошли отсюда прочь!

Огромной своей лапищей дамочка ухватила тонкое запястье мечущейся по кровати бабушки.

– Тихо, тихо, девочка! – заворковала она. – Сейчас укольчик сделаем, поспишь хоть... Иродов этих я прогнала, не волнуйся, маленькая...