Звезда заводской многотиражки (СИ)

Потом я вернулся в редакцию, составил про запас парочку дайджестов, помог Даше составить список вопросов для интервью с нашим знаменитым на весь союз рационализатором Федором Зиминым. Потом снова забежал в профком, принес секретарше из столовой пару ватрушек. Слышал, как она по телефону сокрушалась, что она не может пойти в столовую. Там пахнет тушеной капустой, а у нее токсикоз, и ее мутит только при одной мысли об этом запахе. В благодарность она легким движением руки нашла мне текст того самого постановления, согласно которому завод обязан был предоставить мне изолированную квартиру. Я несколько раз пробежал глазами, запоминая сухие казенные формулировки. И помчал в отдел кадров, чтобы насесть там на замерзшую у окна Таню, специалиста по молодым специалистам. С очень важным вопросом — когда и как мне заполучить полагающееся мне постановлением от тридцатого июля сего года изолированное жилье. Таня отфутболила меня к какому-то первому заместителю второго секретаря парткома, которого на месте не оказалось, так что я просто пришел в партком. Там меня выслушали, поцокали языком и отправили искать Ивашко Дмитрия Валерьевича, который, кажется, сможет дать мне исчерпывающие объяснения политики партии.

Потом я посмотрел на часы и вернулся в редакцию, чтобы поработать. По-быстрому написал короткий фельетон про очередного дебошира, на которого вчера пришел сигнал из милиции. Составил про запас три дайджеста, а потом, наконец-то выдохнул.

Деятельность я развил не просто так. Когда окрыленный будущей встречей с Аней Мишка ушел, я остался в редакции один. И подумал о такой важной вещи, как планы на будущее. Да, возможно, это все мне снится, и я сейчас подергиваю ножкой в глубокой коме в отделении интенсивной терапии «семиэтажки». Да, очень может быть, что моя советская командировка закончится так же внезапно, как и началась. Вот только что это меняет? На дворе восьмидесятый год. Через два года гроб Леонида Ильича под гудок всех советских заводов опустят в яму у кремлевской стены, а еще через три неспешно до этого покачивавшийся поезд СССР покатится под откос, чтобы разломаться на отдельные вагоны. И у меня есть важное преимущество — я об этом знаю. Но есть и минус — это знание мне ни хрена не дает. Потому что я ни хрена не понимаю в большой экономике, и том, каким образом новоявленные акулы капитализма выгрызали у государства особенно вкусные предприятия. Зато я знаю, что на дворе все еще те благословенные времена, когда если пошевелить жопой, то можно заполучить себе особенно вкусную жилплощадь. А то и две жилплощади. И вовсе даже не за деньги, а вполне законным путем — по профсоюзной, комсомольской и партийной линиям. И у меня на это все есть еще лет пять. Ну ладно, семь. Не так уж и мало, если задуматься. А значит надо увлеченно ввязываться во все мероприятия с пометкой «организовано комитетом комсомола» и «профком рекомендует». И пробиваться наверх, расталкивая других желающих воображаемыми локтями.

Вот поэтому я и бегал весь день, как ужаленный в зад той самой змеей энтузиазма. Я пока не знал, как точно это все заполучить. Но был железно уверен, что никто не придет ко мне сам и ничего не даст. Что бы там ни писал классик литературы на эту тему.

За один день я не то, чтобы очень многого достиг. Но успел заметить важное — активность и энтузиазм не очень чтобы в чести. Ну что ж, значит у меня будет меньше конкурентов, когда я разберусь в этой всей системе.

Миша ждал меня на проходной, как мы и договаривались. Он нетерпеливо комкал в руках перчатки, а лицо его выражало то горячую надежду, то вдруг становилось хмурым и опечаленным. Эх, Мишка, всегда ты вот такой был! До поры до времени казался самоуверенной скалой, но как только дело доходило до отношений с девушками, то ты тут же начинал то хамить, то мямлить. Ничему тебя жизнь не учит, Михась!

— Слушай, Иван, я тут подумал, — нерешительно начал он. — Может ты сначала один с ней встретишься и осторожно обо мне поговоришь? Ну, мол, что есть фотограф, которому нужна модель, чтобы сделать несколько портретов... А потом как-нибудь...

— Так, Михась, ты что это, сдал назад уже? — я хлопнул лучшего друга по плечу. — А ну, соберись, тряпка! Это она девушка, существо по определению ветреное и необязательное, и может не прийти. Но ты-то? Ты же мужик, а!

— Да я как-то... у меня на самом деле есть еще одно дело... — Мишка опустил глаза и начал переминаться с ноги на ногу.

— Никаких дел у тебя нет, ты их все отложил, — я легонько взял его под локоток и повлек к выходу. — Ты просто зассал, да, Михась?

— Ничего я не... — Мишка возмущенно покраснел, но прямой взгляд не выдержал и отвел глаза. — Слушай, а почему ты меня так называешь?

— Михась? — переспросил я и пожал плечами. — По привычке, наверное... А что? Не надо?

— Да нет, просто странно, — лицо его стало задумчивым, с легким оттенком ностальгии. — Меня так только дед называет.