Звезда заводской многотиражки (СИ)

— Аня, да подожди ты! — услышал я свой смеющийся голос.

Она тоже засмеялась, опять как-то очень знакомо. Но не обернулась. Ее рука выскользнула из моей, и она скрылась за дверью подъезда.

Вот что это было сейчас? Мнемонические игры сознания, совмещающие старые и новые воспоминания?

Это был тот же самый подъезд. И надпись в лифте та же, хотя они там во всех лифтах в доме одинаковые, я в детстве проверял.

Ну сейчас-то я смогу увидеть ее лицо?

Кто же это? Она кажется такой знакомой и даже родной.

Кто ты, ну?

Тусклая лампа лифта освещала все, кроме ее лица. Густая, слишком густая тень от шапки позволяла увидеть только краешек ее подбородка.

Цифра восемь, намалеванная на стене красной краской. Но каблуки девушки уже грохочут по лестнице наверх.

Неужели?

Знакомо заверещал звонок. Совсем такая же нетерпеливая трель, какую вызвала Даша, когда пыталась либо заполучить свои джинсы, либо вернуть свои деньги. Щелкнул замок.

— Анечка! Вы приехали! — силуэт, напоминающий тумбочку.

В этот момент снова заверещал звонок. «Зачем она продолжает звонить, дверь же уже открыли?» — успел подумать я, но понял, что видение замерло, как изображение на экране, и распалось на осколки. Дверной звонок превратился в мерзкий писк электронного будильника. Цифры в глазах керамической совы показывали пятнадцать минут седьмого.

— Иван, доброе утро! — раздался из-за двери бодрый голос Феликса. — Я вам там повесил в ванной полотенце и положил на раковину зубную щетку. Кофе уже на подходе!

Черт, как же не вовремя зазвонил этот дурацкий будильник! Я же только начал вспоминать тот вечер! Ну как, вспоминать... Подсматривать...

Я сполз с кровати и поплелся в ванную. В голове все еще звучал смутно знакомый смех девушки.

Значит, ее звали Аня. Уж не та ли это Анна Метельева, с которой мы вместе ходили зачем-то в новенькую гостиницу «Космос», построенную специально для гостей московской олимпиады?

Интересно, я вообще могу доверять этим воспоминаниям? Может это просто мое сознание складывает как попало кусочки доступного мне пазла, пытаясь получить из них цельную картину? Просто додумываю недостающее, связываю несвязанное...

— Иван, я набросал список людей, с которыми вам нужно побеседовать, — сказал Феликс, осторожно наливая кофе из турки в крохотные чашечки. Запах головокружительный, конечно. Похоже, кофе психиатр вовсе не в магазине покупает. Я не кофейный гурман, страну-производителя и степень обжарки по запаху не отличаю, но вот плохой кофе или хороший определить вполне в состоянии. Это был явно хороший. Кроме того, на столе стояла большая тарелка с множеством маленьких бутербродов. С сервелатом, с балыком и даже с икрой. И коробка с вездесущими эклерами.

— Вы что, совсем не ложились спать, Феликс Борисович? — спросил я, устраиваясь за круглым столом. Очень уютная кухня. Лампа в тканевом абажуре, мебель из натурального дерева, явно сделанная на заказ, даже и не скажешь, что в Советском Союзе это все находится...

— Не смог уснуть, и решил не тратить зря время, — Феликс приподнял чашечку, будто держал в руках рюмку коньяка. — Сегодня позвоню знакомому из «Молодежной правды», я думаю, это самая подходящая газета для наших с вами публикаций. Ее неформальный стиль подкупает, так что... Сколько времени вам понадобится для написания вступительного материала? Двух недель достаточно?

— Думаю, я справлюсь гораздо быстрее, — я сделал глоток кофе. Если бы я был сонным, то меня бы обязательно проняло. Но проснулся я еще в ванной, пока умывался. Так что сейчас мог просто наслаждаться напитком, а не пить его, как лекарство.

— Это просто вос-хи-ти-тель-но! — Феликс Борисович разве что не захлопал в ладоши. — Надо будет обязательно отправить Вениамину и его очаровательной маме коробочку эклеров. В благодарность за наше знакомство.

Феликс Борисович высадил меня из своей красной «пятерки» рядом с проходной без пяти минут восемь. Вел он довольно нервно, хотя я и не понимал, о чем можно особенно беспокоиться на пустой дороге. Я помахал ему рукой и пристроился в хвост потока рабочих, втягивающихся в проходную. Сейчас у меня будет целый час до того, как на работу придут все остальные, я смогу спокойно, под бормотание селектора, разобрать наши с Феликсом заметки. Мы не обсуждали финансовый вопрос, но, насколько я косвенно помнил, работа внештатных корреспондентов в СССР тоже оплачивалась, кажется, построчно. Так что если Феликс действительно пробьет публикацию нескольких статей в «Молодежной правде», то я получу вполне весомый приработок к своей зарплате. Кстати, даже любопытно, сколько там получится в результате. Сумму оклада я уже слышал, но там же вроде полагаются еще какие-то премии и надбавки... Или мне пока что не полагаются? Нос не дорос?

С этими мыслями я поднялся по лестнице и свернул по коридору к редакции. Замер.

Рядом с нашей дверью на корточках кто-то сидел.

Услышав шаги, загадочный «некто» поднялся и оказался Мишкой. Хмурым и помятым, будто спал в шкафу, а потом его достали и забыли погладить.

— Иван, здорово, — сказал он и сунул мне руку. — Надо поговорить...