Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа

В номере Брэйзиер просмотрел газету, во второй раз за утро побрился, распахнул окна. Со дна уличного проезда в комнату ворвался городской шум. В мерный гул города он вслушивался с некоторой растерянностью, что-то взвешивая про себя. И вдруг он понял, что вся его былая убежденность в том, что шум города, суета ему ненавистны, была ложной, надуманной.

Он чувствовал себя вполне городским человеком. И одна мысль о том, что он находится в центре одного из красивейших городов мира, один среди несметного количества незнакомых людей, окруженный чужими заботами и неисчислимым количеством чужих жизней, одна неожиданнее другой, вдруг приводила его в какое-то радостное волнение. Тут же, однако, осознав, что так с ним случается каждый раз – каждый раз в дороге его осеняют странноватые идеи, – Брэйзиер закрыл окна на балкон, заказал в номер чай, омлет с беконом, бутерброды. Он попросил накрыть столик на двоих. И пока суд да дело, сел за свой рабочий органайзер.

После нескольких телефонных звонков он спустился в холл, чтобы отправить факс в Люксембург. Отчего сразу же не поблагодарить за оказанный ему прием? А когда он вернулся в номер и горничная едва успела вкатить в номер тележку с завтраком, раздался быстрый стук в дверь.

– Открыто!

В номер влетела дочь:

– Папа! Ты получил мое послание?

С сияющим видом Брэйзиер поднялся:

– Наконец-то… Ну наконец-то! – Поймав дочь за голые плечи, он разглядывал ее в упор с таким видом, словно хотел убедиться, что не вышло опять какой-нибудь ошибки.

Луиза была в летнем платье с открытым верхом, улыбающаяся, свежая, опять повзрослевшая.

– У тебя одеколон какой-то женский… Как у моего соседа! – заметила дочь и, приложив ладонь ко рту, тихо засмеялась. – Только он – полная твоя противоположность… С косой ходит.

– С косой? Твой сосед? – Отец не понял, что дочь имеет в виду, но утвердительно кивал, довольный всем на свете. – Кстати, нашего изготовления… одеколон.., – добавил Брэйзиер. – Тебе что, не нравится?

– Твой собственный?

– Мы запустили пробный, в синем флаконе, разве не помнишь? Садись же, ну что ты топчешься… Я перекусить заказал. Ты не обедала, надеюсь?

– Как там, в Люксембурге? Всё утряс?

– Утряс.

Брэйзиер-младшая подошла к тележке с завтраком, сняла с тарелок белую салфетку, проверила начинку одного из бутербродов, приготовленных треугольниками, на английский манер, и, поморщившись, отложила его на тарелку:

– Я слышала, жулье со всей Европы ездит в Люксембург деньги прятать в банках… и что у них даже принц чем-то торгует, сувенирами или минеральной водой.

– Наверное так и есть.., – ответил отец, улыбаясь. – Луиза, пока вспомнил… Ты маме насчет будущих выходных звонила? Мы ведь тебя ждем. Ты помнишь, надеюсь, что твой брат…

– Нет, папа. Ну никак.

– То есть как – никак?.. Ты не приедешь?!

– Я же тебе объясняла…

Отец казался всерьез расстроенным. Но даже такая неприятность не могла омрачить радость, которую он испытывал, видя дочь цветущей, в очередной раз повзрослевшей, – это поражало его каждый раз, когда он не видел ее некоторое время. Удивляло Брэйзиера и то, что с возрастом дочь становилась всё больше похожей на мать.

– Мы, к сожалению, не сможем пообедать вместе, – сказал он. – У меня встреча здесь неподалеку. Но вечером…

Дочь поморщилась.

– Нет-нет, на вечер уважь, пожалуйста. Ну как тебе не стыдно?

– Так и быть, – закатив глаза к потолку, вздохнула она. – Только не в восемь. Позднее. Я, может быть, приду с одной знакомой, с Моной. Но ты ее не знаешь.

– Вот и познакомишь. Если хочешь, пойдем к этому… к писателю, – предложил Брэйзиер, имея в виду семейный ресторан, находившийся возле Пантеона, который принадлежал неудачливому литератору; в былые времена, когда им с женой приходилось бывать в Париже с детьми, существовал семейный обычай обедать в этом ресторане всем вместе. – А в воскресенье я в Гарн собираюсь. Прогуляемся к Пэ вместе? – спросил Брэйзиер, назвав своего шурина тем прозвищем, которое ему давно прилепила дочь.

– Ну вот… Опять ты всё расписал в своем блокноте! Как можно составлять программы, даже не поинтересовавшись, что, может быть, я занята, что у меня… А вдруг – работа? Да нас просто завалили – ты представить себе не можешь!

– Я уже договорился с ним. Он предложил заехать за нами утром.., – виновато объяснил отец. – Что делать, отменить?

– Ты заставил его тащиться сюда из Гарна? И он согласился? – удивилась Брэйзиер-младшая. – Да ты забыл, что такое Париж! Здесь ни пройти ни проехать. Столица мира!

– Пробки в воскресенье? – не поверил отец.

– Хорошо… В Гарн так Гарн, – сдалась Брэйзиер-младшая.

Наблюдая за тем, как дочь разливает чай, Брэйзиер не мог не заметить, что свои жесты она сопровождает той же мимикой, что и мать, – вздернув брови и взирая на столик сверху вниз, как бы с пренебрежением к этой тривиальной домашней обязанности. Что-то вдруг поражало в сопоставлении. Он тут же размяк и был готов исполнить любой дочерин каприз, если нужно – даже отказаться от всех своих планов на выходные.

* * *