Звездная девочка

– Никогда не понимала. Ну, то есть если ты знаешь, что они вылупятся, почему бы их не посчитать?

– Потому что заранее ничего утверждать нельзя, – сказал я. – Нет никаких гарантий. Не хочется тебе говорить это, но ты не единственный участник конкурса. Потому что может выиграть кто-то другой. Ты можешь проиграть. Это возможно.

Она подумала над этим немного, затем потрясла головой.

– Нет. Невозможно. Итак…

Она вытянула руки и довольно улыбнулась.

– Зачем ждать, чтобы повеселиться? Празднуй сейчас – вот мой девиз.

Она уткнулась мне в бок.

– А твой какой, важный парень?

– Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, – сказал я.

– Ну-у-у, – протянула она насмешливо. – Ты такой зануда, Лео. А какой у вас девиз, мистер Макшейн?

– Езжай осторожно, – сказал он. – Может быть, ты везешь победителя.

От этих слов она расхохоталась.

– Мистер Макшейн, вы не помогаете, – сказал я.

– Извини.

Я посмотрел на нее.

– Тебе предстоит выступление на конкурсе штата. Разве ты не волнуешься, хотя бы немного?

Улыбка исчезла.

– Да, волнуюсь. И даже очень. Просто надеюсь, что события не выйдут из-под контроля, когда мы вернемся в школу. Раньше мною никогда не восхищались толпы народа. Даже не знаю, как реагировать. Надеюсь, они не вскружат мне голову. Как вы думаете, мне легко вскружить голову, мистер Макшейн?

– Можно я отвечу? – поднял я руку.

– Думаю, с головой у тебя все в порядке, – сказал учитель.

Она ткнула меня локтем.

– Слышал, мистер Всезнайка?

Она состроила умное лицо, которое тут же повеселело, когда она вскинула руки и закричала:

– Они меня полюбят!

Мистер Макшейн покачал головой и усмехнулся. Я молчаливо сдался.

Она показала в окно.

– Посмотрите, даже пустыня празднует!

Казалось, что это действительно так. Обычно скучные кактусы и колючие кусты были раскрашены апрельскими красками, словно какой-то великий художник прошелся по ландшафту кистью, брызгая во все стороны желтым и красным.

Сьюзан выпрямилась, натягивая ремень.

– Мистер Макшейн, можно мы здесь остановимся, всего на минутку? Пожалуйста?

Учитель замялся, и она добавила:

– Вы сказали, что сегодня мой день. Что я могу делать все, что захочу.

Машина затормозила на гравийной обочине. Сьюзан тотчас же выскочила и ускакала в пустыню. Она прыгала, вертелась и кружилась колесом среди колючих обитателей этого места. Кланялась юккам, вальсировала с кактусами сагуаро. С бочонка ферокактуса она сорвала красный цветок и воткнула себе в волосы. Она упражнялась в улыбке, в поклоне и в размахивании одной и двумя руками перед воображаемой толпой на своем торжественном приеме. Вырвав из кактуса иголку, она изобразила пантомиму в духе циркового клоуна, делая вид, что чистит ею зубы.

Мы с мистером Макшейном наблюдали за ней, прислонясь к машине и посмеиваясь. Неожиданно она остановилась, повернула голову и посмотрела куда-то вдаль. Так она стояла, словно окаменевшая, минуты две, затем резко повернулась и пошла к машине.

На лице ее отражалась задумчивость.

– Мистер Макшейн, – сказала она, когда автомобиль тронулся. – Вы знаете каких-нибудь вымерших птиц?

– Странствующего голубя, – ответил он. – Пожалуй, это самый известный пример. Говорят, их было так много, что небо темнело, когда они перелетали стаями. И еще моа.

– Моа?

– Огромная птица.

– Как кондор? – спросил я.

Он усмехнулся.

– Кондор не достал бы ему и до колена. Даже страус по сравнению с ним показался бы маленьким. В высоту футов двенадцать-тринадцать. Возможно, самая большая птица в истории. Нелетающая. Жила в Новой Зеландии. Вымерла сотни лет назад. Ее истребили люди.

– Размером с половину ее, – сказала Сьюзан.

Мистер Макшейн кивнул.

– Ага. Я как-то делал доклад про моа в начальной школе. Мне казалось, они были самые крутые на свете.

Глаза Сьюзан заблестели.

– А у моа был голос?

Учитель задумался.

– Не знаю. Даже не знаю, известно ли это вообще.

Сьюзан посмотрела в окно на пробегающие мимо виды пустыни.

– Я услышала пересмешника. И задумалась кое о чем. О чем говорил Арчи.

– Мистер Брубейкер? – спросил мистер Макшейн.

– Да. Он считает, что пересмешники не просто подражают другим птицам. Ну, то есть живым птицам. Он думает, что они могут также подражать голосам птиц, которых уже нет. Якобы звуки вымерших птиц передаются сквозь года от одного пересмешника другому.

– Интересная мысль, – сказал мистер Макшейн.

– Он говорит, что когда пересмешник поет, он все равно что возрождает окаменелости. Он говорит, кто знает, песни каких давних созданий слушали его предки.

Из-за слов Арчи Брубейкера в машине воцарилось молчание. Словно прочитав мои мысли, мистер Макшейн выключил кондиционер и опустил стекла. Волосы у меня затрепыхались от ветра, доносившего дымчатый аромат мескита.

Через некоторое время я почувствовал прикосновение руки Сьюзан. Ее пальцы перебирали мои.

– Мистер Макшейн, – тихо заговорила она. – Мы держимся за руки на заднем сиденье.

– Ага, – сказал он. – Гормоны, тинейджеры, все такое.

– Вам не кажется, что он милый, мистер Макшейн?

– Никогда об этом не задумывался, – ответил учитель.

– Ну, посмотрите.