Звездная девочка

На следующее утро на фанерной доске объявлений в школе появилось новое объявление на белом листе бумаги. Сверху на нем было напечатано:

Записывайтесь здесь

в новую музыкальную группу

УКИ-ДУКИ

Опыт не обязателен

Под надписью были две пронумерованные колонки для имен, всего в сорок строк. К концу дня все сорок строк были заполнены именами вроде Минни Маус, Дарт Вейдер и Болотная Тварь. Было там и имя директора. А также Уэйна Парра. И Дори Дилсон.

– Ты видел? – спросил Кевин. – Кто-то вписал Парра.

Мы сидели в аппаратной студии. Шел май, и шоу «Будет жарко» закрылось до следующего учебного года, но мы все равно иногда заходили сюда после занятий.

– Видел, – ответил я.

Он подошел к выключенному монитору, рассматривая свое отражение.

– А твоего имени в списке нет.

– Не-а.

– Значит, не хочешь быть «Уки-Дуки»?

– Значит, нет.

Мы еще немного повозились с оборудованием. Кевин прошел на сцену, пощелкал выключателем. Губы его двигались, но я ничего не слышал. Я прижал мягкий наушник к уху. Его голос доносился словно из другого мира:

– Опять она придуряется, правда? Еще хуже, чем прежде.

Я посмотрел на него сквозь стекло, потом положил наушники и вышел.

Я понял, к чему он клонит. Он решил, что теперь нормально плохо отзываться о Старгерл. Наверное, разглядел разрешение в моем поведении. Очевидно, первой все про меня поняла сама Старгерл. Я до сих пор чувствовал укол от ее слов о Бале Фукьерий.

Неужели все настолько очевидно?

* * *

В классах, в коридорах, во дворе, в столовой – всюду я слышал, как ее высмеивают, ругают, пародируют. Ее попытка стать популярной, похожей на них, обернулась полным провалом. Если что и получилось – так это только усилить их ненависть и презрение. И теперь они не стеснялись в выражениях в разговоре со мной. Или я просто стал прислушиваться?

Однажды после занятий Старгерл и Дори Дилсон, единственные члены группы «Уки-Дуки», играли на укулеле и пели «Голубые Гавайи». Было ясно, что они репетируют. Получалось у них хорошо. Но на них, как обычно, никто не обращал внимания. К концу песни во дворе они остались одни.

На следующий день выступление повторилось. На этот раз они надели сомбреро и пели мексиканские песни: «Сьелито линдо», «Байя кон диос, моя дорогая». Я оставался в школе. Я боялся проходить мимо них и делать вид, что их нет. Я также боялся остановиться, чтобы послушать. Я выглядывал из окна. Старгерл старалась, как могла, подражать фламенко; щелканье кастаньет доносилось сквозь оконное стекло.

Ученики проходили мимо, большинство даже не поворачивали головы в их сторону. Я видел, как прошли мимо Уэйн Парр и Хиллари Кимбл; Хиллари расхохоталась. Я понял, что бойкот не закончится. И я понял, что нужно сделать. Нужно выйти, встать перед ними и громко захлопать. Я должен показать Старгерл и миру, что я не такой, как остальные, что я ценю ее, что я радуюсь ей такой, какая она есть, и тому, что она настаивает на своем. Но я остался внутри. Я ждал, пока через двор пройдут последние ученики, а Старгерл с Дори закончат выступление. К моему удивлению, они не останавливались. Мне стало слишком больно наблюдать за ними. Я вышел из школы через другую дверь.

31

Как она и предположила, я не пригласил ее на Бал Фукьерий. Я не пригласил никого. Я не пошел на него.

А она пошла.

Бал проводился в субботний вечер в конце мая на теннисной площадке Загородного клуба Майки. Когда солнце опустилось на западе, потускнело и превратилось в янтарный шар, а на востоке поднялась луна, я поехал туда на велосипеде и остановился у клуба. Площадка, украшенная китайскими фонариками, издалека походила на круизный лайнер в море.

Я не мог разглядеть людей – видел только цветные пятна. Большинство бледно-голубого цвета. После того как днем накануне Уэйн Парр заявил, что выбрал пиджак бледно-голубого цвета, три четверти парней заказали себе такие же.

Я ездил взад-вперед в сумерках, в недосягаемости огней. Музыка доносилась до меня лишь отрывками. Откуда-то издали, со стороны темной гряды Марикопас, слышалось завывание койота.

В последующие дни и годы все соглашались в одном: никто раньше не видел ничего подобного.

Она прибыла в коляске для велосипеда. Достаточно просторной, чтобы могла там поместиться, и на одном внешнем колесе. Внутренняя сторона крепилась к велосипеду. Все, кроме сиденья велосипеда и скамейки коляски, было покрыто цветами. За велосипедом тянулся хвост из цветов футов на десять, похожий на шлейф свадебного платья. С руля свисали пальмовые листья. Все вместе это походило на платформу для Парада роз. Педали велосипеда крутила Дори Дилсон.