Звездная девочка

Очевидцы позже дополнили картину деталями, которых я не видел: как сверкали вспышками фотоаппараты родителей, отчего вечер превратился во второй день; как гордые пары величественно выходили из лимузинов из взятых напрокат кабриолетов и торжественно шествовали к праздничной площадке. Буря аплодисментов. Вдруг вспышки затихли, освещение угасло, гул толпы затих. Когда от входа отъехал особенно длинный белый лимузин, на сцену выехал описанный выше трехколесный букет.

Его водитель, Дори Дилсон, была облачена в белый хвостатый фрак и шелковый цилиндр, но внимание собравшихся приковывала ее спутница. Ее платье без бретелек было такого яркого, сочного желтого цвета, что казалось, будто оно выдавлено из лютиков. Наверное, в нем был корсет или еще какая-то штука, потому что оно походило на опрокинутую чашку. Прическа ее также была невероятной и не поддающейся описанию. Некоторые утверждали, что ее волосы были медового цвета, другие – что земляничного. Они возвышались над головой, словно безе из взбитого белка. Кто-то говорил, что это парик. Нет, это ее собственные волосы, утверждали другие. Обе стороны клялись в том, что уверены на сто процентов.

С ушей свисали маленькие серебряные серьги – но в виде чего? Их отчасти скрывали завитки волос. Предлагались различные толкования. Самое популярное – это были фигурки из «Монополии», но после оказалось, что это не так.

На шнурке из сыромятной кожи вокруг ее шеи висела белая окаменелость в дюйм длиной и в форме банана – знак члена Ордена Каменной Кости.

Если другие девушки украшали свои платья орхидеями, то к ее корсажу был прикреплен небольшой подсолнух. Или Сьюзан с огромными глазами. Или какая-то маргаритка. Никто не мог сказать наверняка, но в цветах все соглашались: желтый и черный.

Прежде чем пойти дальше, она вернулась к велосипеду и склонилась над маленькой корзинкой, свисавшей с руля. Корзина тоже была заполнена цветами. Она как будто поцеловала нечто в корзине. Затем помахала Дори Дилсон, Дори Дилсон махнула ей в ответ, и велосипед отъехал. Кое-кто заметил, как в корзинке мелькнули ушки цвета корицы и два глаза-бусинки.

– Красиво.

– Необычно.

– Интересно.

– Любопытно.

– Очаровательно.

Позже так это зрелище описывали родители, выстроившиеся вдоль дорожки. Но пока что они взирали в изумлении, как она прокладывает себе путь от входа до бальной площадки. Кто-то вспомнил, что мелькнула одна вспышка фотоаппарата, но и только. Она не была чьим-то ребенком. Она была девочкой, о которой они слышали. Проходя мимо них, она не старалась не встречаться с ними взглядом. Напротив, она смотрела прямо на них, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, улыбаясь как знакомым, как будто между ними было что-то общее, что-то грандиозное и великолепное. Некоторые отворачивались, испытывая неловкость, в которой не могли признаться себе сами; другие вдруг чувствовали опустошение, когда она отводила от них взгляд. Она представляла собой настолько поразительное зрелище, что не все сразу осознавали, что она явилась одна, без сопровождения – парад одного человека.

Я стоял на велосипеде поодаль и, как помню, смотрел на вихрь звезд, который мы называем Млечным Путем. Помню, как задумался над тем, видит ли она его тоже, или звезды оттуда незаметны из-за света фонарей.

Танцы проходили на теннисном корте, покрытом переносным паркетным полом. Она делала то же, что делают все на балу: танцевала. Под музыку Гая Греко и «Серенейдерс» она танцевала медленные и быстрые танцы. Широко разводила руки, откидывала назад голову, закрывала глаза, показывая всем, насколько она наслаждается танцем. С ней конечно же не заговаривали, но не могли не бросать на нее взгляды поверх своих партнеров. В конце каждого номера она хлопала.

«Она одна», – повторяли себе собравшиеся, и действительно, она танцевала без пары, но почему-то с каждым разом это значило все меньше и меньше. Наступила ночь, за светом фонарей смешивались звуки кларнета и койота, волшебство бледно-голубых пиджаков и орхидей постепенно угасало, и собравшимся казалось, что они более одиноки, чем она.

Кто поддался первым? Никто не знает. Может, кто-то задел ее плечом у стола для пунша? Оторвал лепесток от ее цветка? (утверждали, что он с какого-то времени был не целым). Прошептал ей «Привет»? Одно верно: некий ученик по имени Реймонд Стадемейкер отважился пригласить ее на танец.

На взгляд большинства школьников, Реймонд Стадемейкер не был достоин даже открывать дверь в универмаг. Он не принадлежал ни к какой команде, не занимался ни в каком кружке. Он не посещал какие-либо мероприятия, не был записан ни в какой клуб. Успеваемость у него была средняя. Он не выделялся никакими особенностями, не проявлял себя как личность. Худой как щепка, он, казалось, с трудом справляется даже с грузом своего имени. И в самом деле, когда глаза всех присутствующих обратились на него, те немногие, кто мог вспомнить его имя, смотрели, нахмурившись, на его белый пиджак и шептали: «Реймонд Какой-то-там».