Звездная девочка

Я знаю, что он хотел сказать что-то еще. Возможно, упрекнуть меня в глупости и трусости, в том, что я прозевал свой шанс. Но на его лицо вернулась улыбка, и в глазах снова проявилась нежность, и из его рта не вылетело ничего крепче вишневого дыма.

Я продолжал посещать субботние собрания Ордена Каменной Кости. Мы не говорили о ней до следующего лета. Когда до моего отъезда в колледж оставалось несколько дней, Арчи попросил меня прийти к нему.

Он вывел меня на задний двор, но мы не сели на крыльце, как обычно. Вместо этого он подвел меня к своему сарайчику для инструментов. Отодвинув запор, он открыл дверь – и оказалось, что это вовсе не сарайчик для инструментов.

– Это был ее кабинет, – сказал Арчи, жестом предлагая мне войти.

Здесь находилось все, что я ожидал увидеть в ее комнате. Она так и не рассказала мне, где был ее кабинет. Я увидел мотки лент и оберточной бумаги, стопки разноцветных листов, картонные коробки с газетными вырезками, акварель и банки с краской, желтые телефонные книги.

К одной стене была пришпилена муниципальная карта Майки. Ее испещряли сотни булавок десятка разных цветов. Указаний на то, что они обозначали, не было. Стену напротив покрывал огромный самодельный календарь с квадратиком для каждого дня в году. В квадратиках карандашом были вписаны имена. Над календарем было написано: ДНИ РОЖДЕНИЯ. И только в одном квадратике виднелось красное пятнышко – маленькое сердечко. Рядом с моим именем.

Арчи протянул мне нечто вроде толстого семейного альбома. Выведенный от руки заголовок гласил: «Ранняя жизнь Питера Синковича». Я пролистал его. В нем были фотографии, сделанные в тот день: Питер дерется с девочками из-за своей любимой машинки-банана.

– Я должен подождать пять лет и передать альбом его родителям, – сказал Арчи.

Он показал на архивный шкаф в углу. С тремя ящичками. Я открыл один. В нем лежали десятки красных папок, каждая с ярлычком с написанным именем. Я увидел папку «Борлок». Это я. Я вытащил и открыл ее. Внутри лежала газетная заметка о моем дне рождения, вышедшая в «Майка Таймс» тремя годами ранее. И мое описание из школьной газеты. И фотографии, сделанные тайком: вот я на парковке, вот я выхожу из дома, я в торговом центре. Очевидно, Питер Синкович не был единственным объектом ее съемок. И листок бумаги с двумя колонками: «Любит» и «Не любит». В колонке «Любит» было написано «Галстуки с дикобразами». А чуть ниже: «Бананово-клубничный смузи».

Я положил свою папку на место. Там были и другие имена. Кевин. Дори Дилсон. Мистер Макшейн. Дэнни Пайк. Анна Грисдейл. Даже Хиллари Кимбл и Уэйн Парр.

Я шагнул назад в изумлении.

– Невероятно… Папки. Досье на людей. Как будто она шпионила.

Арчи кивнул, улыбаясь.

– Чудесный шпионаж, правда?

Я потерял дар речи. Арчи вывел меня на слепящий свет.

33

Учась в колледже, я навещал Арчи всякий раз, как приезжал домой. А затем я устроился на работу на Востоке и стал приезжать реже. По мере старения Арчи казалось, что он все больше походит на сеньора Сагуаро. Мы сидели на заднем крыльце. Его, похоже, восхищала моя работа. Я стал художником по декорациям. До меня только недавно дошло, что мысль об этом зародилась у меня в тот день, когда Старгерл показала мне свое волшебное место.

Когда мы виделись в последний раз, Арчи встретил меня у входной двери. Протянул мне ключи и сказал:

– Веди ты.

Мы поехали по направлению к Марикопас. В кузове его древнего пикапа грохотало старое ведро для дегтя. На коленях он держал пакет из бурой бумаги.

– Ну что, ты раскусил ее? – спросил я по обыкновению.

Прошло несколько лет с момента ее исчезновения, но нам не нужно было называть ее имя. Мы прекрасно знали, о ком говорим.

– Я работаю над этим, – ответил он.

– И каковы последние результаты?

Беседа шла по привычному сценарию.

В этот день от сказал:

– Она лучше костей.

В мой прошлый визит он сказал: «Когда Старгерл плачет, она роняет не слезы, а свет». В предыдущие годы он называл ее «кроликом в шляпе», «универсальным растворителем» и «переработчиком нашего мусора».

Он говорил это с хитрой ухмылкой, зная, что его слова только больше запутают меня и я буду ломать над ними голову до следующего визита.

После полудня мы доехали до подножия гор. Он попросил меня съехать на каменистую обочину дороги. Мы остановились напротив гладкого, бледно-серого камня. Он достал из ведра маленькую кирку и постучал ею о камень.

– Пойдет, – сказал он.

Пока он долбил камень, я держал бумажный пакет. Кожа на руках Арчи высохла и казалась чешуйчатой, словно его тело собиралось стряхнуть оболочку и готовилось к встрече с землей. Через десять минут он решил, что хватит.

Он попросил передать ему пакет. Я с удивлением посмотрел на то, что он достал из него.

– Барни!

Череп грызуна эпохи Палеоцена.

– Это его дом, – сказал Арчи.