Звёздная дорога

Я поднялся с шезлонга, вступил в мягкие тапочки, набросил на плечи халат и спустился вниз. Жилище Ладислава занимало весь верхний этаж небоскрёба вместе с крышей. В этом мире он слыл богатым чудаком, меценатом и любителем экзотики, который половину своей жизни проводит то в джунглях Амазонки, то в горах Тибета, то где-то в дебрях Центральной или Южной Африки, так что его частые и длительные отлучки никого не удивляли. Последние два года Ладислав отсутствовал (согласно своей легенде, изучал нравы и обычаи зулусских племён), а когда вернулся, то к величайшему ужасу обнаружил, что сбывается тайный кошмар колдунов — в его любимом мире простые смертные вплотную подошли к тому, чтобы с помощью науки овладеть Формирующими.

М-да, науки… Вот тут-то и неувязочка.

Я нашёл Ладислава на кухне, где он занимался стряпнёй, используя вполне традиционные методы приготовления вкусной и здоровой пищи. В воздухе аппетитно пахло свиными отбивными.

— Угощайся, — сказал Ладислав, увидев меня на пороге. — Куй железо, пока горячо.

В гастрономии это было его жизненным кредо. Когда он готовил себе сам, то ел на ходу, стряпня и застолье превращалось у него в единый непрерывный процесс. Например, сняв со сковородки оладью, он бросал следующую, а предыдущую намазывал джемом и тотчас отправлял себе в рот. Мало того, при всём том он ещё ухитрялся обслуживать своих гостей, и получалось это неплохо.

Едва я устроился за столом, как Ладислав поставил передо мной огромную тарелку с двумя сочными отбивными, картофелем фри, яичницей-глазуньей и маринованными грибами — а сверху всё это было обильно посыпано мелко нарезанной зеленью.

— Тебе вино? — спросил Ладислав. — Или…

— Томатный сок, — ответил я.

— Ага, так я и думал. Вижу, твои вкусы не изменились. — Он поставил рядом с тарелкой вместительный бокал и наполнил его томатным соком. — Ещё не пристрастился к «кровавой Мэри»?

— Ни разу не пробовал, — сказал я и на всякий случай поспешил добавить: — И пробовать не желаю.

— Правильно, — одобрил меня Ладислав. — Адский коктейль.

Некоторое время я ел молча. Впрочем, мне было не до разговоров; почувствовав внезапный приступ голода, я принялся хищно расправляться с яичницей и отбивными, не обходя также вниманием румяные дольки картофеля, свежую зелень, симпатичные шампиньончики и щедро запивая всё это томатным соком.

Когда мой бокал опустел, Ладислав тут же долил ещё сока и заметил:

— Я всегда считал, что купание в холодной воде положительно влияет на аппетит.

— Твоя теория не оригинальна, — промычал я с набитым ртом.

— Зато верна. Между прочим, вода в моём бассейне проточная, днепровская.

Я сделал глоток сока и хмыкнул.

— Сейчас в проточной воде купаются журналы, которые ты мне раздобыл. Нагуливают себе аппетит.

— Вот как! А что случилось?

— Я выкинул их в бассейн.

— Ну, об этом я догадался. Не пошли же они сами купаться. Но почему?

— Со злости. — Я поддел вилкой самый крупный гриб, оставленный мной напоследок, и отправил его вслед за последним куском отбивной. — Чепуха какая-то получается, Ладислав. Ты хоть немного разбираешься в физике?

— Ни в зуб ногой, — честно признался он.

— Я тоже полный профан. Вернее, дилетант. Кое-что я всё-таки секу, почитываю время от времени научно-популярные книжечки, чтобы не выглядеть круглым идиотом, общаясь с Дианой… Словом, имею поверхностное представление о теории поля, о геометрии пространственно-временного континуума и обо всём таком прочем.

Я умолк, чтобы прикурить. Ладислав придвинул ко мне чашку и наполнил её горячим дымящимся кофе.

— И что дальше? — спросил он.

— Дальше ничего. Здешняя наука и близко не подошла к концепции Формирующих.

— А может, — предположил Ладислав, — они просто по-другому называются?

— Глупости! — фыркнул я. — Назови лису хоть червяком — она по-прежнему будет душить кур. Здесь ещё не создана теория электрослабых взаимодействий, я уже не говорю о квантовании гравитационного поля или… В общем, в этом мире противостояния двух могущественных империй обе стороны чересчур увлеклись гонкой вооружений, и талантливейшие физики всех наций заняты прикладными исследованиями в ущерб фундаментальной науке.

— Ну и что? А вдруг они овладели Формирующими чисто эмпирическим путём? Как мы.

Я отрицательно покачал головой: