А зрелище заключалось в том, что посреди гигантской пещеры, на деревянном грубо сколоченном столе, посреди груды бутылей и больших банок, сидел, скрестив под собой ноги, карлик с телом восьмилетнего ребенка. Но у карлика была такая огромная голова, что непонятно было – как она удерживается на хлипкой и тонкой шее.
Карлик через толстенькую металлическую трубочку высасывал содержимое большой, двухведерной банки, стоявшей на полу у стола. Банка пустела на глазах.
Но самое странное заключалось в том, что пока карлик не закончил своего дела, ни один из вошедших так и не сумел пошевельнуться. Хотя Буба предпринимал все возможное для этого, просто рвался из собственной кожи, Хреноредьев пытался уползти назад, а Пак хотел просто поднять руку и поприветствовать сидящего. Ни у одного из них ничегошекьки не вышло стояли статуями. Стояли и молчали.
Наконец карлик оторвался от трубки.
– Пожаловали! – сказал обиженным голосом. – А вас сюда звали, а?!
Пак вдруг почувствовал себя виноватым. И заплакал. Буба с Хреноредьевым тоже – вздохнули с прихлипом и зарыдали.
Одноглазый карлик сурово смотрел на них. И молчал.
– Мы сюда случайно попали, – начал оправдываться Пак, шли мимо… вот и зашли!
– И куда же это вы шли? – поинтересовался карлик.
– Куда глаза глядят, – признался Пак, – нам теперь повсюду хорошо, лишь бы не в поселке оставаться.
– А чего у вас там?
– Пожгли все! Постреляли многих!
Пак всхлипнул, утерся согнутой рукой.
– Папаньку в золу обратили! А он ведь работник был – хоть куда!
– Это точно, – подтвердил Буба с серьезным видом, – папаша Пуго у нас был передовиком!
– Трудяга! – выдохнул Хреноредьев.
– И за что же пожгли? – поинтересовался карлик.
– А кто их знает! – начал скрытничать Буба.
Но Пак раскрыл карты.
– Ихних укокошили! На пустыре! Это все чудовище виновато, а нас гробят, вот какие дела!
Карлик моргнул, огромный глаз на миг затуманился.
– Так вы думаете, это месть?
– А чего ж еще, едрена колотушка! – осмелел Хреноредьев. – Как есть месть, самая она!
– Ошибаетесь, дорогие посельчане, – произнес карлик грустно. – Это не месть. Мстить можно тем, кто осознанно что-то делает. А туристы вас за таковых не почитают.
– Как это? – удивился Буба.
– А вот так! Они давно уже собирались почистить Подкуполье, этакую дезинфекцию провести. Да все откладывали… А тут причина подходящая – дескать, создались условия, угрожающие жизни здоровых членов общества. Вот и почистили!
Хреноредьев обиделся.
– Дык что же это, – вопросил он плаксиво, – мы им завроде вредных насекомых, что ли?
Карлик терпеливо и детально все разъяснил. Он старался сглаживать особо острые углы. Но до посельчан доходило. Они стояли навытяжку перед головастым мудрецом, ели его глазами. И не то, чтобы он им открывал какие-то неведомые и совершенно неожиданные тайны, нет. Но у него получалось все так связно и складно, как никогда не складывалось у них в головах.
– А чего ж мы тогда работаем?! – вопросил Буба.
Карлик нахмурился, покачал головой.
– Вас, может, работа только и держит! Без нее все бы стали как Эдины выродки, ясно?
– Это как сказать! – не согласился Пак.
– Ты, бузотер, помалкивай! – осек его карлик. – Без твоих стараний, может, ничего бы и не было. Зачем к Чудовищу приставали, а?!
– Оно само! – огрызнулся Пак.
– Не ври.
– Да ладно! Поиграть была охота!
– Вот и доигрались до охоты настоящей! Так что стой да помалкивай!
Пак почувствовал себя виноватым – наверное, впервые в жизни.
– Садитесь, гости дорогие! – Некоторой долей иронии отдавало приглашение карлика. – Присаживайтесь, гостюшки!
Все вдруг почувствовали, что напряжение спало, незримые путы, сковывавшие их, ослабли. И они опустились на пол, прямо около стола, на котором сидел головастый мудрец.
– Угостить вот только вас нечем! Но не беда, мы и с этим нехитрым делом справимся.
Буба Чокнутый, Хреноредьев и Пак Хитрец совершенно неожиданно для себя почувствовали, что их желудки и пищеводы переполнены до отказа, будто они часа два кряду просидели за столом и выхлебали по ведру баланды.
Хреноредьев даже сыто рыгнул. Прикрыл рот ладошкой, сконфузился.
– Извиняюсь, стало быть, едрено пузо!
Пак ущипнул его за оплывший бок.
– Чудеса-а, – задумчиво проговорил Буба. – Со мною раньше такое бывало после двух доз! Ты случаем не наркот?
Карлик засмеялся, не разжимая маленького рта-клювика. И Буба сообразил, что сморозил очередную глупость.
– А ты сам кто будешь? – поинтересовался смущенный инвалид. – Тебя как звать-то?
Карлик перестал смеяться и ответил вполне серьезно.
– Кто я, вам знать не обязательно. А насчет имени… зовите меня Отшельником, не ошибетесь.
– Ладно, едрена переделка, – благодушно согласился Хреноредьев. Он начинал обретать обыденную самоуверенность. – А чего это ты отшельничаешь, а? Чего тебе среди людей не живется?
– У каждого свое место в этой жизни, – ответил Отшельник. – Ты, наверное, знаешь, какое из них лучше и удобнее?
Хреноредьев почесал загривок, задумался.