– Я это к тому, что, может, люди тут не главные, – сказал Ной. – Кто их знает. Может, они только слуги, а хозяева планеты – вот эти… жуки.
– Это машины-то? – хмыкнул Цезарь.
– А что? Кем ты был для «Блохастика», когда он унес тебя с Альгамбры? Хозяином, что ли? Боюсь, что мне придется вести переговоры с этими вот жуками…
– Смотрите, смотрите! – встрепенулась Илона. – Они меняют цвет!
Действительно, металлические полусферы, окружившие «Топинамбур», вдруг разом потемнели, затем заиграли радужными цветами и вдруг сделались зыбкими, а воздух над ними задрожал, как над кипящим котлом. В один миг дрожание распространилось вверх и сомкнулось в зените. Кусая губы, Цезарь уперся лбом в стенку рубки – впитывал поступающую от корабля информацию.
– Какое-то силовое поле, – сказал он, на миг отвалившись от стенки. – Тип поля кораблю неизвестен.
– Мы под колпаком, – констатировал Ной.
Цезарь только плечами пожал: мол, ну и что, «Топинамбуру» не помеха никакое силовое поле, он этими полями питается. Повинуясь мысленному приказу, корабль плавно взмыл над посадочной площадкой, но вместо того чтобы проесть дыру в препятствии, задрожал и камнем рухнул вниз, остановив падение лишь перед самым бетоном. Илона охнула. Семирамида вымолвила всего одно слово, но такое, которое в других обстоятельствах могло бы смутить даже Ноя.
Воздух над «Топинамбуром» дрожал. Дрожал мелкой дрожью и сам «Топинамбур»; затем вдруг размяк так, что даже потолок рубки просел, а стены, вмиг потеряв прозрачность, слегка оплыли, как воск на солнце. Цезарь застонал: кораблю – его кораблю! – было худо.
– Сделайте что-нибудь! – завопила Семирамида.
Цезарь не ответил: привалившись лбом к оплывшей стене как бы в намерении не то подпереть ее, не то забодать, он разговаривал с кораблем. По-видимому, результаты переговоров оказались неутешительны: потолок рубки еще немного просел, и на нем выросло два сталактита.
– Выпустите меня отсюда! – завизжала Семирамида.
Ной втянул голову в плечи. Ипат, почти упершийся головой в провисший потолок, неуклюже ворочался всем корпусом, затем, приняв решение, подставил руки и попытался вернуть потолок в исходное положение, для чего напряг все мышцы и закряхтел. Потолок остался на месте, но корабль перестал дрожать.
– Так и держи! – закричал Цезарь.
Зачем надо держать, он не сказал – то ли очень испугался, то ли почувствовал какие-то изменения в состоянии «Топинамбура».
Ипат поднатужился. На его широкой крестьянской спине вздулись бугры мышц, на шее выступили синие жилы, лицо побагровело. С треском порвалась под мышками рубаха. Потолок не приподнялся и на миллиметр, но вроде бы и не опускался. Где-то в самой сердцевине «Топинамбура» шла внутренняя борьба, и командир корабля решительно примкнул к светлой стороне в этом гражданском конфликте. Над Семирамидой начал было расти третий сталактит, но раздумал и понемногу втянулся обратно в потолок.
– Ага! – ликующе выкрикнул Цезарь. – Действует! Ты держи, держи!..
Ипат держал. Казалось, стоит ему дать слабину, как разразится катастрофа галактического масштаба. Что там несчастный маленький «Топинамбур» – бери шире! По всей обитаемой Вселенной зарыдают женщины, потерявшие мужей, ядерный огонь сожрет поля и комбинаты синтетической пищи и неизвестно сколько обитаемых планет перейдет в разряд стерильных. Но Ипат держал, и все, особенно Илона, смотрели на него в немом восхищении, один лишь Цезарь был слишком занят, чтобы восхищаться, и к тому же не любил заниматься этим делом, но и он показывал командиру большой палец.
Крупные капли пота сливались в струйки и текли по лицу Ипата. Он больше не кряхтел и даже не мычал, но еле слышный стон давал понять, что силы командира не беспредельны. И вдруг он рухнул, как подломившаяся под избыточным грузом опора моста, и остался лежать на полу.
Зато потолок рубки начал приподниматься, теперь уже сам собой. Исчезли сталактиты, разгладились уродливые наплывы на стенах, и минуту спустя рубка выглядела как прежде. Еще несколько секунд – и стены корабля вновь обрели прозрачность. В то время как Илона кинулась к распростертому Ипату, Ной Заноза завертел головой, оценивая обстановку. Полусферические машины по-прежнему окружали корабль, и дрожание воздуха вокруг него не оставляло сомнений в том, что загадочное силовое поле, пленившее «Топинамбур» и едва не погубившее его, продолжает генерироваться ими, а еще в небе показался рой каких-то точек, но пока еще очень далеко.
– Что это с ним? – спросил Ной, кивнув в сторону Ипата. – Дышит, нет?
Никто не ответил: Илона, причитая по-дариански, тормошила расслабленное тело командира, Семирамида наблюдала за ней с высокомерно-снисходительным видом, а Цезарь все еще упирался лбом в «Топинамбур». Ипат застонал и шевельнулся.
– Ага, жив, – удовлетворенно констатировал Ной. – А что с ним все-таки? Неужто надорвался?
Цезарь оторвал голову от стены рубки. Лоб у него был красный.
– Ну и надорвался, а что такого? – с вызовом сказал он. – Ты бы на его месте тоже надорвался, только без всякого толку.