Звёздная пыль

В первый день своего появления Ефим Михайлович обещал познакомить нас со своей семьёй, – женой и дочерью, – тоже музыкантами и, по его же словам, довольно известными, при этом не забыл намекнуть на их скромное желание поработать с нами. Возражений со стороны коллектива не последовало, и он уже на следующий вечер представил нам их. Жену Ефима Михайловича звали Адой (полное имя Аделаида), по профессии скрипачка, с консерваторским образованием, обладающая к тому же, неплохими вокальными данными. Дочь Лиза – пианистка, студентка «Гнесинки», эдакое милое и скромное создание, к нашему удивлению (и радости!) оказалась прекрасной джазовой солисткой. Так что совсем скоро дела наши пошли на лад и даже сам Христофор Аршакович весьма положительно оценил количественное и качественное изменение нашего состава. Единственным, кто более-менее сдержанно отнёсся к нашему новому приобретению, был Олег, наверное, потому, что пришлось поступиться определённой частью дохода от парнуса27. Появление новых музыкантов он связывал с «происками» Вассермана, который, по его мнению, давно был с ними «в сговоре», и который (опять же, по его мнению) заранее всё это подготовил.

Впрочем, это было не единственным и не последним сюрпризом нашего гитариста. Как-то в одну из пятниц (это было в начале июля) Григорий Вассерман привёл к нам своего друга музыканта, оказавшегося на побережье опять же исключительно с целью отдыха. Семейство Аксельродов по всей видимости его знали, и встретили его как старого знакомого. Мне же он просто протянул руку и представился:

– Анатолий.

Это был кареглазый, начинающий седеть брюнет, лет сорока пяти, не более, чуть полноват, очень просто и в то же время со вкусом одет, с манерами, явно аристократичными, но простым и непринуждённым в обращении.

До начала работы у нас оставалось ещё около часа времени и мы, как обычно, присели за столик. Официант Костя незамедлительно притащил нам графинчик водки, какую-то закуску и вазочку со льдом. Выпив по рюмке, мы сразу же расположились к разговору. Лидерство захватил наш новый знакомый, который начал с анекдота.

– Открывают памятник Неизвестному солдату в Одессе. Народу собралось! Представители партий, движений. Играют военные оркестры, выступают политические деятели. И тут снимают покрывало, и все читают: «Здесь покоится прах неизвестного солдата, Рабиновича Абрама Моисеевича». Все конечно, спрашивают: «Как же так? И фамилия, и имя, и отчество, всё это известно!» «Да, – отвечают им, – фамилия, имя, отчество – всё это известно. Неизвестно был ли он солдатом!»

После хорошей порции всеобщего смеха заговорил Вассерман.

– Хороший анекдот. Но, как я знаю, твой отец прошёл всю войну и вернулся израненным и покалеченным. Да и ты, вроде бы от армии не косил. Так что, твой анекдот не в тему!

Потом ещё немного поболтали, разговор, в основном, крутился около музыки. Наш новый приятель, который оказался просто обаятельнейшим человеком, очень точно вставлял в разговор весёлые нотки тонкого и меткого юмора.

– Не зря ты родился 1 апреля, – заметил Григорий Вассерман, – это я подметил ещё в технаре. Если бы не джаз, писал бы, наверное, водевили или, скорее всего, составил бы конкуренцию Грише Горину.

Из разговора я заметил, что Анатолий жил за границей, но об этом он почти не говорил.

Перед началом нашего выступления Наина предложила ему занять своё место и он, немного поколебавшись, согласился, но с условием вначале немного послушать нас. Мы сыграли несколько вещей, и поскольку посетителей в зале было мало, играли неохотно, вяло, без всякого настроения. Гость это заметил сразу, это было видно по его лицу, но в творческий процесс не вмешивался, сидел за столиком, к которому подсел сам Аршакович и, казалось, дремал.

«Что за птица такая? – подумал я. – И чего это с ним все так носятся?» Я спросил об этом Вассермана, но он, хитро прищурившись, ответил:

– Сам узнаешь. Держу пари.

Небольшой, но довольно вместительный зал нашего заведения был оснащён двумя мощными кондиционерами, которые поддерживали внутри помещения довольно сносную температуру, при всём притом, что на улице даже ночью стояла невыносимая духота. Наверное, поэтому отдыхающие (а это был основной контингент всего побережья), ближе к ночи устремлялись к вожделенной прохладе ночных ресторанчиков, и ещё туда, где подавали холодное пиво с креветками.

Публика постепенно прибывала, и часам к десяти был почти полный зал. За пианино сел наш новый знакомый, и звучание нашего квартета приобрело совершенно новую окраску. Подыгрывал он короткими, острыми фразами, а когда выходил на соло, срывался на головокружительную импровизацию синкопированными шестнадцатыми нотами. Чувствовалась не только отличная джазовая школа, но и тонкий вкус, великолепное чутьё.

Сыграв с нами несколько вещей, он вдруг подвинул к себе микрофонную стойку, настроил её высоту под себя сидящего, взял несколько аккордов и запел:

Радовать, хочу тебя сегодня радовать,

Одну тебя любить и радовать,

Хочу, чтоб нас пути нечаянно свели….