Звездная река

Он бесшумно встал. Выскользнул из косого луча лунного света. Вынул из ножен короткий меч – единственное его оружие, кроме кинжала. Нельзя бродить по землям сяолюй, притворяясь контрабандистом, и носить с собой лук и колчан.

В хлеву слишком светло. С задней стороны нет двери, но он еще больше расшатал там неплотно прибитую доску, когда вошел сюда. Через нее можно выскользнуть наружу. Он прошел вперед, посмотрел в щель в стене.

Тот звук, который он услышал, издавали лошади. Четыре, возможно, пять всадников, и если приближающиеся солдаты хоть что-то умеют, то один-два из них уже следят за задней стенкой хлева. Хотя раз он их услышал, они не так уж много умеют.

Но все равно, если за хлевом есть люди, то если он пролезет в дырку в стене, выломав доску, его будет хорошо видно в лунном свете. Не так ему хотелось бы быть пойманным или умереть.

Он подумал о том, кто на него донес, хотя это уже было неважно. Пустой вопрос. Настали опасные времена. Чужак, не один из обычных контрабандистов, появившийся в деревне, задающий даже ничего не значащие вопросы за кумысом… может быть, о нем следует сообщить гарнизону, заручиться благосклонностью в преддверии более трудных времен, которые, возможно, впереди.

Он все же на мгновение обиделся на катайцев, донесших на другого катайца, но всего на мгновение: они здесь живут, это реальность их жизни, и не похоже, что император в Ханьцзине сделал хоть что-нибудь для того, чтобы их вернуть, несмотря на все стихи и песни. Ни этот император, ни его отец, ни отец его отца, начиная с того договора, который отдал этих людей варварам, словно они пешки на торгах.

Они ничем не обязаны Дайяню. Если его схватят или убьют, кто-то может получить награду, и тогда у его детей этой зимой будет еда, и они выживут.

Всадников было четверо. Сам Жэнь Дайянь никогда не говорил, что их было больше. Он никогда не рассказывал подробностей никому, кроме Цзыцзи, собственно говоря, – ему не полагалось находиться к северу от реки. Но фермер, тот фермер, в хлеву у которого он планировал провести ночь, прячась от тигров, был, разумеется, катайцем. Фермер не доносил на него. Он случайно оказался одним из тех, кто мечтал о спасении и возвращении под власть своего императора, хотя уже несколько поколений его семьи жили здесь, и он никогда не знал другой власти, кроме сяолюй, и не мог бы утверждать, что они такие уж свирепые и жестокие.

Фермер услышал, как солдаты из гарнизона ехали через его поле ночью, видел их факелы. Он вышел тихо, чтобы посмотреть на то, что происходит на его земле. Волосы его не были заплетены в косу. Ему было все равно, заметят ли его в таком виде у калитки – ходить так у себя дома или спать не запрещено.

Он видел, что произошло у его хлева, и потом рассказал об этом. Собственно говоря, он рассказывал об этом всю жизнь, и эта история разнеслась по всей стране благодаря другим событиям, последовавшим за ней.

Самая широко известная версия гласила, что двенадцать солдат из гарнизона прискакало, чтобы захватить или убить одного человека, но этим человеком был Жэнь Дайянь, тогда еще командир пяти тысяч, только что назначенный на эту должность той весной.

Они явно знали, что он здесь.

Поэтому у него было два выхода. Он мог подождать, с мечом наготове, сразу же за дверью, убить первого вошедшего человека, затем выскочить, перепрыгнув через него, и уложить еще одного или, в идеале, двух, пока они не успели среагировать.

Их, возможно, пятеро, один сзади, но он сомневался в этом. Они, скорее, хотят держаться вместе. Никто не захочет остаться один с другой стороны, а здешние сараи не имеют задней двери.

Или он мог выскочить раньше, чем они будут готовы, чтобы не попасть в ловушку в хлеву. У них есть факелы. Возможно, они попытаются выкурить его огнем. Всадники сяолюй не остановятся перед тем, чтобы поджечь хлев катайского фермера.

Он не хотел оказаться в ловушке в горящем хлеву. Вероятнее всего, они сделают это только в том случае, если им придется заставить его выйти, он им нужен живым для допроса. Он сам поступил бы так, но он мало знал о сяолюй – тогда. Все равно, на допросах обычно умирают.

Он был спокоен, но также зол. Считается, что человек должен думать о возвышенном в такие мгновения – на краю гибели, у порога иного мира, который, может быть, скоро придется переступить. Он пережил несколько подобных мгновений. Гнев помогал ему больше.

Слишком рано ему умирать. Слишком много предстоит сделать. Он выбрал третий выход. Быстро прошел в глубину хлева, нашел доску. Просунул наружу свой маленький мешок, прислушался. Ничего. Отодвинул доску, протиснулся боком в отверстие, сначала руку с мечом, потом все тело. В руку вонзилась щепка, из царапины показалась кровь.

Рана. Можно даже найти в этом что-то забавное.