Звездная река

В самом деле, это селение едва можно было назвать деревней, поэтому он не зашел в нее по пути на восток. Вечерняя звезда горела впереди, сопровождая заход солнца. Лун услышал пение соловья. Он удивился, что никто не поймал его для сети «Цветы и камни». Они платят хорошие деньги за соловьев.

За их компанией наблюдали крестьяне, все еще работающие на полях. Ну, конечно! Восемь мужчин и мальчик, большая часть верхом, сопровождают женщину из этой деревни? Эта женщина едет на ослике, а не бредет, спотыкаясь по дороге, а предводитель отряда шагает рядом с ней, вооруженный до зубов?

«Они будут судачить об этом всю осень и зиму», – с горечью подумал Туань Лун. Он бросил взгляд на Жэня Дайяня, тот в ответ широко улыбнулся.

Эта веселая улыбка на закате у крохотной деревушки, когда первая звезда сияла на западе, наконец, сказала ему, как далеко этот человек ушел от того мальчика, которого Лун знал много лет назад. Он натянул поводья своего осла.

– Нам с мальчиком нужно сделать остановку, – сказал он. – Мы потом вас догоним.

Он ждал возражений, был готов настаивать, но Дайянь только кивнул головой.

– Цзыцзи, я останусь с этими двумя, а ты веди остальных и матушку Сыма в деревню. Мы потом к вам присоединимся. Вечером мы съедим наши продукты или заплатим за все, что нам дадут.

– Конечно, – ответил разбойник, тот, который шел вместе с Сыма Пэн, когда они их догнали. Он повел их группу вперед. Работавшие на полях мужчины двинулись вслед за ними.

Лун посмотрел на своего бывшего ученика. Он подарил ему первое оружие. Не пожалеет ли он об этом? Он сказал:

– Есть некоторые тайные действия, которые нужно совершить. Тебе опасно…

– Вам нужно закопать кости под деревом. Я постою на страже, чтобы вас никто не увидел. Я видел дуб немного раньше, к северу от дороги.

Лун тоже его заметил. Он посмотрел на Дайяня. Еще не стемнело.

– Ты понимаешь, что…

– Я понимаю, что иногда людям нужно поверить в определенные вещи, чтобы исцелиться, и что иногда они исцеляются. За всеми вами наблюдают чаще, чем вы полагаете, на дорогах, в деревнях. Пойдем, заройте то, что должны зарыть. Никто вас не увидит. Это моя задача.

Лун в изумлении покачал головой. Затем, каким-то образом, до него дошел юмор положения. Он никогда не был в душе злым человеком.

– Ты помнишь что-то из того, чему я тебя учил? – спросил он. – Какие-нибудь стихи? Шань Ду? Сыма Цаня?

– Помню. Я покупаю книги, когда удается. Готов побиться об заклад, здешняя семья считает Мастера Сыма своим предком.

– Я не хочу биться об заклад, – ответил Лун, стараясь скрыть улыбку.

Они сделали то, что нужно, под деревом. Мальчик оставался недовольным, но Лун заметил, что Дайянь дал ему монету (она была похожа на серебряную, но уже почти стемнело), и он повеселел. По дороге в деревню – она называлась Гунчжу, как он узнал, – Дайянь рассказал ему то, что Цзыцзи, другой разбойник, узнал от женщины о девушке и о семье. Такие вещи важны для обрядов.

Удивительно то, что Дайянь знает об их значении.

Туань Лун пошел впереди, когда они пришли в деревню. Он прошел по единственной главной улице до дома больной девушки. Его было легко найти: у калитки стояла толпа. Эта женщина, Пэн, ждала у открытой двери рядом с перепуганным мужем и стариком (вероятнее всего, ее отцом). Оба мужчины казались сбитыми с толку и испуганными. Среди деревьев в сумерках носились летучие мыши. Он увидел светлячков. Поздновато для них, уже осень.

Он официально поздоровался с семейством, поправил свою красную шляпу и вошел в дом вместе с мальчиком – больше никому не позволили войти, кроме матери, ради приличий, – чтобы посмотреть, сможет ли он спасти жизнь девушки, стоящей на пороге смерти из-за овладевшего ею демона. «Предстоит битва», – сказал он семье и жителям деревни, собравшимся в сгущающейся темноте.

Так было всегда.

Пэн никогда не рассказывает об этом, никогда не говорит о том, что она видела той ночью в собственном маленьком домике перед алтарем предков. В ту ночь, когда она наблюдала магический обряд и вызов силы.

Она приняла решение. Ради Чжили недуг того лета необходимо забыть. Один раз она подслушала, как ее отец (которого она любила и уважала) говорил об обряде с другим человеком, хотя он ничего не видел, он оставался снаружи вместе с другими. В тот вечер она положила в его суп одну травку, от которой его всю ночь мучили сильные, непрерывные колики.

«Наверное, – сказала она ему утром, когда он сидел бледный и измученный, – ты чем-то оскорбил демона, говоря о мире духов. Такие вещи лучше не обсуждать простым людям, как мы, чтобы снова не начались неприятности».

Со временем ее воспоминания о том вечере смазались и расплылись, как расплывались фигуры ее дочери, мастера обрядов и незнакомого мальчика в их доме после того, как зажгли свечи.