Звездная река

Он крепче сжимает ее руку, потом рука толкает Шань вниз, сильно, она падает на колени. Телохранитель становится перед ней, снимая со спины круглый щит. Потом он тоже опускается на колени, заслоняя ее своим телом. Все это происходит очень быстро. Он смотрит вверх, она не видит из-за него дорожку впереди.

Он громко произносит ругательство, грубое, поднимает щит.

И в него со стуком впивается стрела.

Шань вскрикивает от испуга, телохранитель тоже кричит, гораздо громче:

– Стража! Сюда! Убийца!

В Гэнюэ повсюду расставлены стражники. Разумеется, ведь здесь находится император. Несколько человек подбегают сзади и со стороны южных ворот. Ее телохранитель остается на месте, заслоняя ее щитом, своим телом. Шань видит древко и оперение стрелы, воткнувшейся в щит.

– Что? Почему? – спрашивает она. – Зачем кому-то…

– Там! – кричит ее телохранитель, указывая вправо, на искусственные холмы над дорожкой. Там растут сосны, зеленые. Они останутся зелеными всю зиму. Укрытие для того, кто захочет среди них спрятаться.

Другие стражники быстро реагируют. Это гвардия императора. Тут служат самые лучшие воины империи, они охраняют императора.

Шань видит, как они бросаются прочь, бегут, рассыпаются в стороны и карабкаются на холм справа. Среди деревьев есть тропинки, эти рощи стригут и убирают.

Ее телохранитель остается впереди нее. Двое других теперь стоят сзади, тоже охраняя ее. Другие бегут к павильону, где находится император со своими советниками, принимает решения по важным вопросам.

Раздаются крики, голоса возбужденных людей. Шань чувствует, как сильно бьется ее сердце.

И кое-что еще. Она смотрит вверх, на холмы. И ничего не говорит, послушно стоит неподвижно на коленях между напряженными, настороженными мужчинами. Другие пробегают мимо, взволнованно кричат. Она понимает, что сейчас надо подумать.

Краем глаза, из-за тела телохранителя, она мельком видела полет стрелы, которая сверкнула в солнечном свете, когда летела вниз из леса. Она прилетела не с правой стороны от дорожки.

Глава 12

Самой худшей частью длинного и трудного дня – уже наступила ночь – для первого министра Катая было понимание того, что чувствует сейчас его сын в осеннем холоде, когда луна светит в окно.

Конечно, он не мог хорошо разглядеть лицо Сеня – этот возрастной недостаток отчасти стал причиной его ухода с поста при дворе, – но он знал своего сына и знал, что именно только что сделал, своими собственными руками. И хотя Сень тщательно следил за своим лицом (всегда следил), в комнате, где они вместе трудились все эти годы, возникла новая атмосфера.

Должно быть, невероятно трудно провести жизнь, помогая своему отцу, незаметно выполнять сыновний долг (и быть незаменимым), но молчаливо понимать, каким будет твое собственное будущее, а затем узнать, в течение одного дня, полного потрясений и быстрых перемен, что в этом будущем ты все-таки не станешь первым министром после того, как отец покинет свой пост, осыпанный наградами, и уедет домой.

И даже еще хуже – узнать, кого теперь призовут обратно, несмотря ни на что, чтобы он занял должность, на которую готовили Сеня (и которую он ждал) все эти годы.

Он очень устал (он почти все время сейчас чувствует усталость), но постарался ясно все объяснить, так как знал, что причинил горе, и даже вызвал чувство стыда. Он не был человеком, умеющим любить, не совсем понимал любовь, но старший сын был его утешением, его руками, даже его глазами в последнее время, и он вовсе не хотел причинять ему боль. Кроме того, самые правильные амбиции мужчины всегда связаны с семьей, а у его сына есть дети, род Хана продолжается.

Прямое наследование должности, которое они оба предусматривали (хоть и никогда об этом не говорили), стало невозможным после совещания во дворце сегодня днем: они все ушли из сада после того, как убийца появился возле южных ворот.

Наверняка Сеню это понятно. Его отец твердо возражал против союза с этими новыми варварами, алтаями. Если, тем не менее, император предпочел рассмотреть подобный союз, а Хан Дэцзинь воспользовался этим решением в качестве предлога для окончательного ухода, как мог сын первого министра, продолжение его руки, занять этот высочайший пост?

Кроме того, сказал Дэцзинь (второй раз) ночью за чаем, его мнение о союзе с алтаями было искренним, а не результатом дворцовой интриги.

Первые сообщения о восстании в степи навели некоторых на мысль, что это северо-восточное племя может стать инструментом для вытеснения сяолюй из Четырнадцати префектур. Те же сообщения подсказывали старому первому министру совсем другое.

Мир на границе, несмотря на набеги и вторжения, продержался двести лет. Это очень долго. «Очень долго», – без нужды повторил Дэцзинь. Его сын это понимал.