Мир открывался ему совсем с другой стороны. Это был другой мир. В нем не могло быть места зависти и ревности к успеху другого. Не мир, в котором основополагающим мотивом поведения было стремление к личному успеху и зрительскому признанию, что особенно ярко проявлялось в театре. Он пытался анализировать, были ли у него в театре друзья, и к своему огорчению, лишь констатировал - не было. И это у него, которого еще со школы, а потом в театральном училище, всегда окружали многочисленные друзья? Здесь же никто никого не опережал, не стремился выбиться в лучшие. Здесь каждый был на своем месте и в меру сил и способностей выполнял свою судовую роль. И в большинстве случаев добросовестно, посколь-ку, в противном случае, он мог поставить себя и других под удар стихии. Временами от таких мыслей ему становилось не по себе. Не изменяет ли он этим Лене и их будущему ребенку? И, может быть, даже своему недавнему театральному прошлому.
Но вскоре понял, что никому он не изменяет. То, что произошло с ним за это время, было закономерным. И, видимо, не случайным, а закономерным был уход из театра, который провел границу между этапами его жизни. Между юношеским увлечением своим "Я" и началом настоящей мужской жизни. Когда появляется необходимость отвечать не только за себя, но и за других. То есть система ценностей взрослого человека.
А как тогда быть с тем, что составляет смысл жизни и предназначение человека? Лично его, Владика Козьмичева. Неужели он должен смириться с тем, что теперь ему предписано? Остаться на всю жизнь погруженным в мир его новой профессии. Чтобы его будущий сын, а он уже ждал только сына, мог говорить о своем отце лишь как о механике холодильной установ-ки? К тому же ему очень хотелось, чтобы у его отца было высшее образование. Тем не менее, даже положив руку на сердце, он никак не мог сказать, что эта профессия вызывает у него внутреннее неприятие. Тем более, что она открыла перед ним не знакомый ранее мир техники и людей, его обслуживающих. И что представлялось немаловажным, давала надежду на удовлетворение будущих потребностей его семьи, стоявшей на пороге появления ребенка.
В попытках разобраться в смысложизненных вопросах начал формиро?ваться его взгляд на свое будущее. На первых порах оно выглядело несколько туманным. Но он отдавал себе отчет в том, что сильнее всего ему хочется увидеть себя занятым литературным трудом. А конкретнее, автором киносценариев, возможно, даже театральных пьес. Желание это не было такой уж фантазией. Коротенькие рассказики и стихи он пробовал сочинять еще в школе. И даже решился на то, чтобы предложить их центральному молодежному журналу. Но места на его страницах ему не нашлось. Зато пришло большущее и доброжелательное письмо от писателя Северинова. Тот одобрительно отзывался о его литературных опытах, даже находил у автора явные литературные способности и рекомендовал не только не бросать писать, но и поступать учиться в соответствующий вуз.
Но к тому времени он уже сильно увлекся театром и занимался в театральной студии. К тому же, для поступления в университет на журналистику или в литературный институт требовалось несколько печатных публикаций, чего у него не было. В итоге, заручившись рекомендацией руководителя студии, подал документы и поступил в театральное. И если бы не зуд к сочинению ехидных эпиграмм, успешно бы его закончил. Но как случилось, так случилось.
Можно подумать, что непрекращающиеся попытки осмыслить не только прошлое, но и представить будущее, могли ему мешать выполнять производственные обязанности. Но это было не так. Его быстро заметили, даже стали выделять.
Время до Лениных родов, пролетело для Владика очень быстро. Всю домашнюю работу, магазины и прочие заботы он взял на себя. Одновременно надо было отслеживать процесс обмена. В конце концов, он завершился, и приезд Анны Семеновны уже был не за горами.
Но приехать к Лениным родам не получилось. Седьмого января, ровно в Рождество, Лена родила сына.
С момента, когда он увез ее в роддом, его не покидало состояние раздвоенности. Было понятно, что она не на прогулке. В его богатом воображении появлялись полные драматизма картины, от чего становилось не по себе. Хотя умом он понимал, что все они - плод необуз-данной фантазии, но переживания от этого не становились меньше. В итоге он довел себя. И вместо того, чтобы поехать к Лене к утреннему времени, сообщенному ему докторшей, он просто-напросто заснул. Проснулся лишь после обеда. Дрожащими от волнения руками натянул одежду. Выскочил из дома. Уговорил водителя какого-то самосвала. Бегом вбежал в ворота роддома и неожиданно увидел выходивших из двери Николая Семеновича с женой.
- Вот видишь, Таня, - обратился тот к ней, - я его специально на завод устроил, чтоб с женой быть, а он даже вовремя прийти не может...
Протянул ему руку.
- Сын у тебя, Влад! А у меня племянник!
Владик, не вполне еще осознав такую новость, пронесся в вестибюль. В кратеньком спис-ке, против фамилии Шимановская, значилось - Сын. Вес - 4,0 кг. Рост 58. Состояние удовле-творительное.