Однако сам себя он диссидентом не ощущал. Все-таки он был москвичом и знал, кто такие диссиденты. И даже знал фамилии некоторых из них. Примеривая себя к ним, он отдавал отчет в том, что таких душевных сил, мужества и понимания всего того, что происходит в стране, у него нет и вряд ли будет...
Что же теперь делать, спрашивал он сам себя? Не быть мне, видать, актером. Куда податься? Ясно, что из Касинска надо уезжать. Куда? Наверное, лучше в Москву. Но к кому? Не к отцу же с его второй семьей. Пусть сразу и не выгонит. Но, что с ним станет, можно легко представить. Будет во всем обвинять деда и его воспитание. Да и маму, как всегда, начнет винить... И наверняка произнесет свое любимое и много раз слышанное.
- Я тебя, Владька, не раз предупреждал, что пойдешь ты с таким отношением к жизни по миру подаяние просить! Это в тебе дедовский характер проявляется. Что с тобой делать, я не знаю. Что ты здесь делать будешь без всякой специальности? Дворничать разве...
О том, что квартиру ему дали тогда, когда родился Владик, он даже не вспомнит. А дальше, в чем Владик не сомневался, предложит уехать куда-нибудь подальше. Нужен ему, начальнику отдела одного из суперсекретных НИИ, сын с такой репутацией!
Тут Владику стало так тошно и жалко себя, что чуть не заплакал. Как жалко, что мамы нет в живых! Она бы уж точно и поняла, и пожалела...
С этим он заснул. А еще не до конца проснувшись, вдруг вспомнил про Леночку. Все сразу стало на свои места. Расставаться с ней он не собирался и твердо знал, что и в ее планы расставание с ним не входило. В том, что она поедет с ним в Москву, сомнений не было. Но у нее нет московской прописки. Без этого там делать нечего. Воевать за право на свою комнату он не собирался. Да и что было взять с маленькой трехкомнатной квартиры, в которой жили брат и сестра по отцу. Пусть живут. А вот ему надо что-то предпринять.
Первым делом решил сходить в театр. Видеть бывших коллег не хотелось. Поэтому пришел пораньше, до начала утренней репетиции. В фойе было пусто и тихо. Лишь Полина Астаповна, старая актриса и уборщица по совместительству, мыла пол. Владик хотел проскочить незаметно, но не тут-то было! Тетя Поля, так ее звала театральная молодежь, увидела его.
- Это ты, Козьмичев? Что, на репетицию опоздать боишься?
Было понятно, что она ничего еще не знает.
- Не-е, тетя Поля. Мне по другому делу.
- Какие такие дела так рано?
- Да мне к кадровичке надо.
- Так она еще не пришла. Она обычно к десяти приходит. Еще полчаса ждать. Посиди.
Торчать на улице не хотелось. Сел на потертый и жалобно скрипнувший старыми пружина-ми диванчик. Тетя Поля оставила мытье и подошла к нему. Стало ясно, что так просто она его не отпустит.
- Слушай, Владик. Все только и говорят, что Леопольд Митрофаныч тебе роль Ленина предлагает. Это правда?
- Правда, правда, тетя Поля, - сухо ответил Владик.
Продолжать разговор не хотелось. Но тетя Поля, чья фотография в роли пламенной револю-ционерки в кожанке и красной косынке висела на стене фойе, не отступала.
- А что ты такой кислый? Такая роль! Гордиться надо! Тебе сколько лет? В такие годы и Ленина сыграть! Это все Леопольд Митрофанович. У него глаз верный. Ему верить надо! Сказал - играй! Значит, играй! Не каждому такое счастье выпадает!
Тетя Поля, чья сценическая жизнь началась еще в годы гражданской войны и прошла по Касинской сцене под лозунгами Партии, воодушевилась. Выпрямилась от привычной сутулости и гордо взглянула на Владика.
- Эх, мне бы такое кто предложил! Я б стариной тряхнула! Обо мне бы весь Касинск загово-рил!
Владик не сдержался.
- А, может, и обо мне заговорит. Если не город, то уж театр точно. Вот выйду от кадровички с трудовой книжкой и заговорит. Только я уже далеко от Касинска буду.
Тете Поля осеклась и недоуменно взглянула на него.
- Чего-о-о? Как, с трудовой? Ты что, увольняешься? Почему?
- Да не буду я Ленина играть, тетя Поля. Отказался. Вчера. Вот и увольняюсь. Нечего мне в театре делать.
- От роли Ленина отказался?! Быть такого не может! Так и отказался? Наотрез?
- Наотрез, наотрез... Рано мне такую роль играть. - скупо ответил он.
Тетя Поля прижала ладони к щекам и выдохнула.
- Что ж ты наделал? Ты ведь себе жизнь этим испортишь. Может, передумаешь?
- Нет, тетя Поля. Не передумаю. И жизнь этим не кончилась. Я ведь еще молодой. Не пропа-ду!
- Послушай, сынок, старую актрису. Ты ж ведь талант. Об этом все говорят. Тебе от театра уходить нельзя. Я ведь понимаю, что теперь лучше уехать. Куда-нибудь подальше. - Она хорошо знала, какие последствия могут последовать за таким отказом.
- Отсидись. А потом возвращайся. Не к нам. Тебе другая сцена нужна. Забудется, и возвра-щайся.
- Спасибо, тетя Поля. Ваши слова дорогого стоят.
В фойе вошла кадровичка и, не здороваясь, прошла к себе. Стало понятно, что она уже в курсе событий.