Если Владику ее рассказ был интересен, то Лену он просто потряс. Многое, о чем она только догадывалась, ей стало понятным. В частности, почему все родственники на фотогра-фиях, оставшихся от папы, больше выглядели евреями, чем русскими. Особенно по женской линии. И почему ее в детстве дразнили еврейкой. Она жаловалась маме, и та говорила ей, что она русская девочка. Да и потом, когда она уже стала взрослой, подруги по университету частенько завидовали явно еврейским чертам ее лица и вьющимся темно-каштановым волосам. Стало понятным, почему двоюродные сестры, дочери тети Сони, тоже походят на евреек, хотя фамилия у них чисто русская - Колкины, а отца их зовут Михаилом Михайловичем.
И ей стало горько до слез от того, что она никогда не подумала посмотреть документы отца, его метрики. Понятно, что маленькой она многого не замечала и не понимала. Но потом, став взрослой, могла бы и догадаться. Но плакала она не только из-за этого. Случилось то, о чем она уже давно мечтала. Ее любимый предложил стать его женой! Правда, без положенных в таких случаях цветов и слов. Мало того, мама сразу все поняла и не была против. Ну как тут не заплакать от того, что после этого они будут вынуждены расстаться. Пусть ненадолго, но расстаться...
Владик и Анна Семеновна едва ее успокоили. Так и просидели до завтрака. Уроки в шко-ле у Лены были со второй смены. Поэтому было время сходить на почту и дать телеграмму. В ней от имени Анны Семеновны попросили Николая выслать вызовы телеграфом. Пока ходили туда и обратно, обсуждали, как быть. Стало очевидно, что уехать немедленно не получается. Тогда что делать? Жить за Ленин счет Владик не собирался. Это было ясно не только ему, но и Лене. Устройство же на какую-нибудь постоянную работу означало, что после подачи заявления об увольнении придется отрабатывать обязательные две недели.
Лена, уже успокоившаяся и обретшая свою обычную решительность, сказала.
- Ты прекрасно знаешь, как ты мне дорог и как я хочу быть с тобой. Но чем раньше ты уедешь, тем быстрее это наступит. Если все пойдет нормально, то вызов может быть у нас максимум через пару недель. Найдем какую-нибудь временную работу. Пока доберешься до Находки, я уже отработаю две недели и буду ждать от тебя телеграммы. Так что не переживай. Через месяц мы будем вместе.
У Владика от души отлегло. Лене он верил и знал, как она сказала, так и будет. Теперь дело за ним.
Домой в этот день Владик ушел во втором часу ночи. С утра стал думать, где можно найти работу. Вот будь у него в руках какое-нибудь ремесло - другое дело. Ничего другого не придумалось, как сходить на станцию. Сходил, но зря. Временной работы там не оказалось. Зашел в Центральный гастроном. Но места грузчиков были заняты. Так как Лена к тому времени уже ушла в школу, осталось только идти домой. Шел не торопясь и вдруг услышал знакомый голос.
- Владька, подожди...
Оглянулся. Его догонял никто другой, как Воленс-ноленс. Видеть его, а уж разговаривать тем более не хотелось.
- Воленс-ноленс, что за встреча! Знаешь, что в театре творится? Народ раскололся. Одни за тебя, другие твой отказ не одобряют. Никто от тебя такого фортеля не ожидал. Чудилин ходит чернее тучи. Хочет кого-то все-таки на роль найти. А ты что планируешь делать?
У Владика свело скулы от необходимости отвечать.
- Работу ищу. Потом решу, что дальше.
- Ты что делать умеешь? Трудно тебе будет, - подумал, почесал нос. - Ты знаешь что, подскочи к директору стадиона Кляйну. Он мне сам говорил, что крупный ремонт затевает. Может, что и выйдет.
И, видимо, почувствовав настрой Владика, примирительным тоном произнес.
- Я понимаю, ты на меня обижаешься. А зря. Я тебе плохого никогда не делал и сейчас не желаю. Но уж больно твой отказ двусмысленным кажется. Я бы так не смог. Жалко только, что теперь тебе дорога в театр закрыта. Будь я на твоем месте, умотал бы куда-нибудь и затих. А потом бы объявился. Но воленс-ноленс, мне в другую сторону. Ты к Кляйну все-таки подойди. Его зовут Отто Густавович. Он тебя любит. Сам мне говорил. Пока! Буду нужен - найдешь!
Торопиться было некуда. Решил последовать совету Воленса-ноленса. Кляйн сидел в кон-торке с каким-то помятого вида мужиком.
- День добрый, Отто Густавович. Мне с Вами поговорить надо. Можно?
- Постой, ты же Козьмичев. Из театра. Я тебя сразу узнал. Жаль вот в театре у вас дав-ненько не был. Садись. Знакомься, это Кошечкин, бригадир. Мы с ним наши дела уже утрясли. Ты, Кошечкин, иди. Я с гостем переговорю - и к вам подойду.
- Так что за разговор?
- Вы не удивляйтесь, Отто Густавович? Работа мне нужна. Вот посоветовали к Вам обра-титься.
На лице Кляйна появилось недоумение.
- Работа. У меня? Ты же артист... А, понял. Ты подработать хочешь. Да, платят вашему брату не очень. Что ж, подработку найти можно. На полставки. Мне помощник нужен. Только для этого мне эти полставки в исполкоме выбить нужно. Но для тебя, думаю, выбью. Искус-ству помогать надо!
- Спасибо, Отто Густавович. Но мне не постоянная работа нужна, а временная. На месяц, может, два. И полставки меня не устроят...