Звездная роль Владика Козьмичева(СИ)

- Уговорил! Кстати, на эту тему анекдот есть. "Рабинович! Вы согласны? А что делать?" К тому же, как раз статью заканчиваю. Хочу в наш журнал "Социологические исследования" отдать.

- О чем статья?

- Интеллигенция и время перемен...

- Интересно... У нас в портфеле ничего подобного нет. Может быть, Вы ее мне отдадите?

- Ты понимаешь, статья-то скорее научная, чем публицистическая.

- Вот и прекрасно! Пусть читатель увидит, что думает наука о нашем бардаке!

- А что, пожалуй, ты прав! Раз так, ловлю на слове! Немного ее упрощу за счет цифири. Жди!

- Вам позвонят, когда подъехать. Всего хорошего, Лев Наумович, спасибо - и до встречи!

Первое заседание Совета прошло удачно. Его председателем был единогласно избран акаде-мик Трубилин. Историк и один из ярчайших публицистов. Говорили о современном литератур-ном процессе. О роли в нем журнала. Но больше всего волновала ближайшая перспектива. Хотя никто из членов Совета не был провидцем и не мог еще знать, сколь долго стране суще?ствовать в этом смутном времени, они уже чувствовали неизбежность каких-то грандиозных, всемирно значимых перемен. Тех, какие надолго, а может быть, и навсегда, изменят ее облик и душу. Это и предопределило резюме того заседания и задачи журнала.

1. Сохранить все лучшее, что было и есть в русской литературе.

2. Открыть страницы журнала для авторов, многих из ко?торых принудили к эмиграции.

3. Искать талантливую молодежь, чье вхождение в литературу тормозилось цензурой.

Эти положения стали для Козьмичева альфой и омегой в его редакторской политике. По окончании заседания Совета он отдал в распоряжение Когана редакционную "Волгу" и договорился, что вечером ждет его у себя дома. Им было о чем поговорить! Именно в тот вечер Лев Наумович прочитал ему свое стихотворение "Белая обезьяна".

Там, где золотистые лианы

Брызги звезд бросают в океан,

Белая, смешная обезьяна

Завелась средь рыжих обезьян.

Всех других не лучше и не хуже,

Из лиан не строила свой дом,

Презирала их благополучье

И вертела дерзостно хвостом.

Иногда случались переделки

И ворчал сердитый павиан.

Ей прощали все ее проделки -

Мало в стае белых обезьян!

Годы шли - куда от них ты спрячешься?

В старости любой вопрос не прост,

А она по-прежнему дурачилась

И держала вертикально хвост.

Как в былые дни, набеги делала

На поля чужие и сады...

И осталась обезьянка белою,

Только белою - от седины.

Ну, как? Давненько я это написал. Но очень оно, на мой взгляд, к месту и времени... Теперь ты понимаешь, как я себя сейчас чувствую? Этой самой обезьяной. Вроде бы и перемен хочется, да как все сейчас непросто... Рушится все. Все нормы, ценности... Молодым проще... Кооперативы, банки коммерческие, компьютерами торгуют... Вот и тебе проще, чем нам, стари?кам. Силы уже не те. И что остается? В Советах сидеть? Так советами народ уже так наелся! Всякими...

- Не говорите, Лев Наумович! И не прибедняйтесь! Какой же Вы старый? Вы еще многим молодым фору дадите! Я на Совете видел, как Вы на все реагировали! Такое не каждому моло-дому дается...

А вот напечатать его статью в журнале так и не удалось. Потом, после кончины Когана, он очень об этом жалел.

Глава 32

Serg Dove

Где-то в начале 90-х в Москве побывала делегация писателей и профессоров-славистов из США, заин?тересованных в более близком ознакомлении с процессами, происходящими в общественном со?знании русских людей. Козьмичев был одним из главных редакторов толстых литературных журналов, принимавших делегацию и участвовавших в дискуссиях. В том числе и в редакции "Литературного мира". Так близко с американцами он сталкивался впервые. Его удивляло в них безудержное любопытство и непосредственность, хотя они старались вести себя сдержанно и по-джентельменски. Но все эти качества незамедлительно пропадали на неизбежных фуршетах. На одном из них он сидел рядом с профессором-славистом из Колумбийского университета Со?лом. Тот уже был под явным влиянием русских крепких напитков. По-русски он говорил почти правильно, хотя и с акцентом. Козьмичев поинтересовался, откуда у него такой хороший язык. О. это все благодаря моему отцу! Он урожденный Соломин. Это уже в Штатах, куда его занесло после гражданской войны, он стал Солом. Он всю семью и научил. Сначала маму, по?том меня с братом и сестрой. А потом я уже сам. Я ведь даже стажировался, как это у вас гово?рят, кантовался, в вашем МГУ. Весь шестидесятый год. Веселое было время! Хотите, спою "Полюшко-поле"? Нет? Тогда спойте Вы свой шлягер!

- Какой шлягер? Я ведь не композитор, а писатель!

- Не прикидывайте себя коллега! Я знаю, Вы пишете песни!

- Я!? Никогда! Честное слово!

- Тогда я спою! И вдруг очень правильно пропел "Россия - вечная Мессия и альма-матер мудаков".

Козьмичев оторопел.

- Откуда Вы это знаете?

- О. земля круглая! У меня на кафедре аспирант. Эмигрант из Союза. У него есть магнито-фонная кассета, где Ваша песня. Он-то и сказал, что автор ее слов известный писатель Козьми-чев. А Вы не имели из-за нее неприятностей от власти?

- Чудеса! Американец поет мне песню, о которой я даже забыл! Никогда не знаешь, где споткнешься.