– Это комбинированный рацион,– пояснил я.– Удовлетворяет потребности в еде и питье. На всякий случай.
– Корабль так и будет стоять? – пряча банки в карманы, спросил Данилов.
Я отдал мысленный приказ и выбрался следом. Кабина сомкнулась. Кораблик, классическая летающая тарелка, смотрелся здесь вполне уместно. Куда более, чем трое людей без скафандров.
– Он будет ждать,– сказал я.– Что-что, а ждать они умеют…
– А потом придет кто-то в твоем облике, сядет в кресло и отправится с экскурсией на Землю,– поддержал меня Данилов.
– Не знаю, насколько это вероятно,– ответил я.– Но, наверное, справедливо. Если уж я влезал в чужое тело…
Ты хочешь вернуть свой изначальный облик?
Куалькуа задал вопрос сухо и без любопытства. Да!Я начинаю.
– Ребята, отвернитесь…– успел попросить я. И лицо пронзила боль.
Хорошо, что они послушно отвернулись. Не потому, что это выглядело слишком уж отвратительно. Меня скрутило от боли, я не мог сдержать стона, из глаз катились слезы. Все тело горело. В этот раз куалькуа то ли был небрежен более обычного, то ли торопился – я чувствовал себя так, будто с меня сдирают кожу.
Когда наконец трансформация закончилась, я стоял на коленях, лицо было в слезах, губа оказалась прокушенной до крови. Единственное, за что я и впрямь испытывал благодарность – куалькуа все же убрал рану на шее.
– Петр…– Маша коснулась меня.– Как ты?
– Как? – я неуклюже поднялся.– Я – снова я. Вот и все.
Меня чуть пошатывало, но боль уже исчезла, ее сменило блаженное расслабление.
– Таким ты мне больше нравишься,– вдруг сказал рептилоид голосом деда.– И… я тебе завидую, мальчик мой.
Я кивнул. Я понимал деда. Ему никакая боль не поможет вернуть прежнее тело. Через мгновение вместо него уже заговорил рептилоид:
– Все же не стоило делать это так сразу. На виду у корабля.
– Он заметит преображение на любом расстоянии,– огрызнулся я.– Успокойся. Его это просто не волнует.
Почему-то мне не хотелось смотреть в глазам спутникам. Я отер лицо, огляделся.
Вне корабля планета Тени оказалась куда менее сказочной. И, признаться, неуютной. Воздух все же был прохладен для нас. Почва, издалека так красиво расцвеченная звездной иллюминацией – простой каменистой землей. А к пылающему миллионом звезд небу мы уже немного пригляделись.
– Какая-то дурацкая ассоциация появляется,– поморщившись, сказал Данилов. Он вел себя так, словно ничего не произошло. Что ж, спасибо.– А? Петя? Есть у тебя такое ощущение, что все это…– он взмахнул рукой,– что-то очень знакомое. Вот только в новой обертке. В пышной.
В принципе я был с ним согласен. Какая-то ассоциация и у меня вертелась. Неуловимая. Призрачный, карнавальный свет… безжизненная даль… стерильное безмолвие.
– Карел, можешь что-нибудь предположить?
– Догадки – не самая сильная моя сторона.
– Тогда я хочу поговорить с дедом. Домыслы – как раз по его части.
Через неуловимый миг счетчик передал контроль своему квартиранту.
– Спасибо, Петя,– первым делом сказал дед.– Ящерка не так холодна, как хочет казаться… нипочем не уступает место.
Рептилоид энергично покрутил головой. Дед наслаждался возможностью самостоятельного обзора.
– Вот и сбылась моя мечта – своими ногами ступить на чужую планету. Наполовину сбылась,– с мрачной иронией изрек дед.– Что ты хочешь спросить, Пит?
– У тебя не появилось никаких ассоциаций?
Дед помолчал.
– Ничего особенного, Петя. Так… из разряда красивостей. Чистилище.
– Что?
Если сейчас дед еще способен был смущаться, то это произошло.
– Я же говорю – абсолютная лирика! Чем-то подобным я представлял себе тот свет. Ни рай, ни ад, а именно чистилище. Как там, у Данте… э… «я поднял взгляд очей»… э…
– «Казалось, твердь ликует их огнями; о северная сирая страна, где их сверканье не горит над нами!» – невольно подхватил я.
Маша громко фыркнула. И неожиданно попросила:
– Андрей Валентинович, не давите нас поэзией! Боюсь, тут все будет куда реальнее и неприятнее, чем загробный мир.
Я уставился на деда. Первый раз после воплощения в теле рептилоида Маша заговорила с ним. Неужели все же согласилась, что он остался человеком и в теле счетчика?
Но вряд ли дед способен простить ей предательство…
– Хорошо, Маша,– добродушно ответил дед.– Не буду давить. Я прекрасно помню, что твоим любимым поэтом был Пушкин, любимым писателем – Толстой, а любимой музыкой – «Лунная соната».
Кажется, она покраснела. Вот уж не пойму почему. Вроде бы ничего обидного дед не сказал.
С минуту еще мы топтались вокруг корабля, будто ожидая. Чего угодно – торжественной делегации с цветами, толпы мыслящих грибов, или танкового корпуса. Но мир Тени игнорировал нас столь хладнокровно, словно и впрямь состоял лишь из голой равнины.
– Ну что, пойдем? – Данилов вопросительно посмотрел на меня.– Кажется, туда…
– Счетчик помнит точное направление,– сказал дед.– Он просит меня уйти на второй план… так что – до свидания.
Рептилоид выдержал короткую паузу и продолжил:
– Я готов служить проводником. Будем двигаться?
Я кивнул.
– Эти идиоты Геометры,– буркнула Маша,– могли предусмотреть в корабле какой-нибудь НЗ. Компас, оружие, палатка… хотя бы на случай аварийной посадки.