Звездная тень

Я закричал, увидев, как вспыхивает наш единственный союзник. Пламя плясало, пожирая его изнутри, синекожий чужак уже исчез внизу, беззвучно падая со скал, но огонь не собирался утихать.

– Кэлос! – Маша отбросила автомат, метнулась к нему. Кэлос отступил, словно боялся, что ее опалит жаром. Упал на колени.

Огонь все же достал тебя, киборг, пытающийся быть человеком, человек, рожденный солдатом… Судьба отыщет – как от нее ни прячься. И выдаст все накопившиеся долги…

Я глянул на подмятого врага. В фасеточных глазах, где не было и быть не могло чувства, застыло отчаяние. Я ударил чужака головой по камням – раз, другой, и глаза потемнели.

Только тогда я позволил себе броситься к Кэлосу.

Пламя утихало. Кэлос лежал неподвижно, лишь подергивалась судорожно правая рука. Его тело казалось взорвавшимся изнутри, испещренным бесчисленными ранами. В некоторых была кровь. В некоторых – блеск рваного металла.

– Кэлос…– прошептал я.– Кэлос, друг мой…

Он еще жил. И смотрел на меня. Не обвиняя, не прося о сострадании – прощаясь.

– Куда ни кинь…– прошептал Кэлос.

– Слушай меня!

– Слышу…

Я взял его за руку – рука была нестерпимо тяжелой. Сколько же он весит? Сколько в нем плоти, а сколько – железа?

– Ты человек…

– Был…

– Ты человек, Кэлос.

– Я даже боли не чувствую, Петр. Я ее… отключил. Какой я человек…

– Кэлос! Да слушай ты меня, сволочь!

Жизнь уходила из него с каждой каплей крови, с каждой отказавшей железкой. Да что он вбил себе в голову, дурак! Тот ли из нас человек, кто с рождения оставался в своем теле? Или тот, кто пытался быть человеком?

– Кэлос, тебя ждут. Ты помнишь это? Если ты не вернешься домой… твоя жена уйдет следом.

– Она готова к этому…

– Не решай за других! Никогда не решай за других!

– Ничто меня не держит, Петр.

Слова звучали все тише и тише. Он уходил – а я не знал, что сказать, как передать ему то, во что я верил, что было спасением, единственным и неизменным, вечным якорем наших миров…

– Тебя ждут, Кэлос. Твоя жена тебя ждет. Если ты сможешь удержаться, то сможет и она.

– Надо ли?

– Ты не смеешь! – крикнул я.– Слушай же меня! Я не знаю, что тебе дорого, что нет, только запомни одно – Врата это нить, и пока ее кто-то держит, пока тебя ждут…

Он улыбнулся – и улыбка на изорванном лице была насмешкой.

– Тебя ждут, Кэлос. Поверь!

– Не решай за других… никогда…

Я поднялся.

Посмотрел на Машу.

– Я ничего не могла поделать,– прошептала она.– Петр, я стреляла… у того гада был силовой щит…

Гада?

Да нет же, конечно. Они защищали свой мир. Тот кусочек счастья, что несли для него. Мы оказались сильнее. Мы победили. И небеса не разверзлись, земля не разошлась под ногами. Дарованное Зерно – не сказочный амулет, что нельзя отнять. Можно, и еще как.

Каждый приходит в Тень по-своему.

Я подошел к неподвижному синекожему существу. Стал разжимать ладонь, выковыривая из скрюченных пальцев сгусток холодного огня.

Тело дернулось. В огромных глазах вновь блеснул разум.

– Живой! – крикнула Маша.– Добей его, Петр!

Синекожий не сопротивлялся. Лежал, тихо поскуливая. Наверное, так звучит их плач. Лишь тонкие пальцы хрустели, все крепче сжимаясь на Зерне.

– Да что у вас за беда, зачем вам-то! – закричал я.

Существо стонало, вжимаясь в скалу. Свет Зерна был почти не виден, скрытый ладонью.

– Добей! – повторила Маша.

– Ты сможешь? – огрызнулся я. Она промолчала.

– Надо…– вдруг прошептало существо.– Надо. Очень. Очень. Надо. Очень…

Рваная речь существа была не огрехом перевода, мы сейчас понимали друг друга безошибочно. Сам строй мысли… сама их природа… они слишком далеки от нас…

– Плохо… Очень. Очень. Плохо. Плохо. Смерть. Наступает. Смерть. Наступает…

То ли я не могу понять их эмоции, то ли они не передаются этим пластинчатым ртом, и только слова остались на долю чужака, бессмысленные и жалкие, никогда ему меня не переспорить, как я не переспорил Кэлоса, и Кэлос ушел навсегда, киборг перестал играть в человека, а мир синекожих прекратит жить… да, я верю, у них и впрямь беда, может быть, похлеще нашей, только что мне за дело до их беды, я же должен спасти свою Землю…

А те, кто придет потом, вольны благословлять меня или проклинать, замаливать грехи или насмешливо улыбаться вслед исчезнувшей расе… Интересно, от чего зависит, будут они каяться или улыбаться? Как бы посмотреть туда, вперед, в мир, что будет солнечным и ясным, как увидеть выражение их лиц?

Как решить?

– Дай,– сказал я.– Дай. Надо. Надо. Надо.

Ладонь разжалась. Я взял крошечный шарик. Нет, он оказался не холодным, теплым… чуть теплым.

И все же – не холодным.

Комок мягкого огня. Зародыш Врат.

Маша вздохнула у меня за спиной. Протянула руку – и отдернула. Прошептала:

– Да будь они все прокляты… Петр, давай, уходим…

Я не шевелился. Маша отошла к Кэлосу, нагнулась, поднимая тело. Краем глаза я видел, как она тащила его к флаеру.

Как ты сказал, Кэлос? Каждый приходит в Тень по-своему? Кто мольбой, кто трудом, кто грабежом? Не надо волноваться?

Я посмотрел – туда, куда не заглянуть, в далекое далеко. Потомки улыбались.

– Будь оно все проклято,– согласился я с Машей.

Протянул Зерно синекожему.