Звёздная Тень

Куалькуа!

Я захохотал. В соседнем кресле заворочался и поднял голову Данилов. Недоуменно посмотрел на меня.

Хватит с меня такого! Два существа подряд, вторгающиеся в мое сознание — это уже слишком!

«Я не вторгаюсь. Я наблюдаю. Для нашей расы давно уже нет необходимости в активной деятельности — она не принесет ничего нового. Единственное, что мы себе позволяем, это помогать всем — всем без исключения расам — в распространении во Вселенной. Это оказалось ценой развития — разница между действием и бездействием практически стерлась. Ситуация с компьютерами Геометров несколько иная и имеет лишь внешнее сходство с нашим поведением. Они ограничены заданными извне правилами, но считают эти барьеры собственным решением».

— Так что же тогда, — я не заметил, как заговорил вслух, — все едино? Жесткие барьеры, в рамках которых корабли Геометров считают себя разумными, и безграничная свобода — которая стерла для вас потребность в активности — результат один?

Теперь на меня смотрели все. Проснулась Маша. Рептилоид вышел из транса, в котором решал абстрактные загадки мироздания.

«Все едино. Что тебе не нравится, Петр? Ведь в конце концов все сводится к свободе. К свободе познания, к свободе развития. Если свобода достигнута — пусть даже в тюремных застенках, что в том плохого?»

— Тогда не стоит жить, — сказал я.

— Петр! Что с тобой? — резко окликнул меня Данилов.

«А это ты решай для себя сам. Неужели ты действительно надеешься, что будущее человечества — лишь сегодняшний день, протянувшийся в вечность?»

— Не знаю…

Данилов, явно отнеся ответ к своему вопросу, переглянулся с Машей.

«У тебя будет время решить…»

— Что происходит, Петя? — голосом деда спросил рептилоид.

— Компьютер… компьютер корабля, — я посмотрел на него. — Он заговорил со мной. Ему известно, кто я.

— И что дальше? — тельце рептилоида дернулось.

Счетчик перехватил контроль, и я увидел, как чешуйчатая лапка потянулась к пульту.

— Не надо, Карел! Он позволил нам действовать!

— Почему?

Да откуда мне знать, почему? Из-за осколков души Римера в моем разуме? Из-за возможной пользы Родине? Машина могла и лгать — не-друзьям не обязательно говорить правду…

Запинаясь, я пересказал свой короткий разговор. Разумеется, не упоминая о беседе с куалькуа. Счетчик покачал треугольной головой:

— Я не ожидал таких необычных последствий… от простого обучения тебя языку Геометров.

— Что ты дал мне, Карел?

— Язык. Память корабля Римера.

— И больше ничего?

Счетчик и впрямь хорошо нас понимал.

— Я не уверен в реальности того, что вы называете душой, Петр. И уж тем более — в своей способности ее переносить из тела в тело.

— Может быть, хватит? — неожиданно вмешалась Маша. — Мне представляется важным только результат… нас не привезут под конвоем в этот твой… санаторий «Свежий ветер». Сдохнем мы, вероятно, более необычным образом.

Я коснулся терминала. Корабль соблюдал правила игры и не вступал без этого в контакт, единственное исключение — не в счет.

«Борт-партнер, когда мы выходим в обычное пространство?»

Мы находимся в обычном пространстве три с половиной минуты.

«Планета Тени — она далеко?»

Мы выходим на орбиту.

Что ни говори, а отсутствие перегрузок имело и свои минусы.

«Это опасно?»

Нет.

«Нас не атакуют?»

Планеты Тени не охраняются.

Чего-то я не понимал! Если Геометры так боялись Тени… мне представлялось все, что угодно, но только не мирная цивилизация.

— Ребята, мы уже на месте, — тихо сказал я.

— В Ядре? — Данилов покачал головой, будто заранее отвергая ответ.

— Да.

Мне казалось, что я его понимаю. Так, как мог понять только пилот.

В нашей работе всегда было слишком много искусства. От хрупких бипланов, от первых реактивных истребителей до «Союзов» и «Буранов» — на долю пилота доставалось то, на что не способны никакие механизмы. Не только риск, не только интуиция, не только мастерство — требовалось еще и сжиться с машиной. Чувствовать ее, как собственное тело. Беречь, а если надо, то и не щадить — как самого себя.

В кораблях Геометров, по сути, был лишь один пилот — сам корабль. Я мог отдавать команды через терминал, намечать путь, требовать и решать.

Но не пилотировать.

Весь наш полет был похоронами собственной профессии. Сможет ли Данилов снова сесть за пульт «Волхва» — помня, как легко скаут Геометров протащил нас через полгалактики?

А я — смогу ли?

«Борт-партнер, обеспечь обзор».

Полная видимость?

«Да».

Я не сразу понял, что имеет в виду корабль. В мой первый полет, да и при побеге с Родины, изображение появлялось на двух маленьких экранах. Ну и тот случай, когда я видел пространство всеми датчиками корабля… тяжелое ощущение, слишком непривычное.

Оказывается, был еще один вариант.

Весь купол кабины начал темнеть. Вместо ровного мягкого света вспыхнули тысячи искр — тонущих во тьме искр. Мириады искр. Не чернота космоса с огоньками звезд — сплошное разноцветное сияние, с лоскутками тьмы. Вся верхняя часть корабля превратилась в сплошной экран.

— Боже…