— Я собираюсь назвать её Люсиндой, — с налётом гнева заявила Софи. — Кейну это имя не нравится, но так звали нашу маму, и раз уж именно мне приходится проходить через тяжёлое испытание, я должна иметь возможность назвать ребёнка так, как хочу, согласны?
— Конечно, дорогая, — ответил Кейн.
Софи снова закричала. В ответ у них над головами загрохотал гром, и от вспыхнувшей молнии в палатке стало ещё светлее. Кейн содрогнулся, и Айседора поняла, что всю эту долгую ночь он переживает каждую схватку вместе с женой.
— Если бы мог, я с радостью принял бы боль на себя, — сказал он, когда крик стих.
— Не глупи, — прерывисто дыша, отозвалась Софи.
— Я люблю тебя, — ответил Кейн.
— Я тоже тебя люблю, вот только не могу сейчас даже представить, что когда-нибудь позволю тебе снова ко мне прикоснуться.
Поскольку Кейн выглядел встревоженным, Айседора повернулась к нему и произнесла, беззвучно двигая губами:
— Она так не думает.
— Именно так я и думаю! — ответила Софи, хотя не могла видеть рот Айседоры, и немедленно расслабилась. — Но наверняка в самом ближайшем будущем изменю своё мнение. — Она перевела взгляд на Жульетт. — Пора. Ребёнок выходит.
Момент рождения стремительно приближался, как будто ребёнок специально дожидался прибытия своих тётушек. Кейн держал Софи за руку и шептал слова ободрения, пока Жульетт с Айседорой готовились принять младенца.
— Головка показалась, — сообщила Жульетт. — О, какой хорошенький малыш. У Люсинды на голове пучок темных волос.
— Темных? — едва отдышавшись, переспросила Софи.
— У моей матери были тёмные волосы, — началась следующая схватка, и Кейн сжал руку жены.
— Тужься, — Софи повиновалась приказу сестры, которая известила: — Вот и головка, плечи, руки... — наконец Жульетт подхватила на руки новорождённого.
— Пенис, — удивлённо добавила Айседора. — У Люсинды есть пенис.
Софи с Кейном одновременно вскинули головы.
— Сын? — спросил Кейн.
— Женщины Файн не рожают сыновей, — сказала Софи. — Это какая-то ошибка.
Жульетт подняла ребёнка, чтобы показать родителям. Голый младенец завопил от холода новой для него среды, тогда Жульетт плотно обернула мальчика одеялом и передала матери.
Как только малыш появился на свет, дождь с удивительной внезапностью прекратился. Завывавший ветер резко стих. Гром и молнии больше не перекатывались по небу. Когда Софи взяла сына на руки, яркое тёплое солнце осветило палатку и мир вокруг.
Новоиспечённые родители с удивлением взирали на своё чадо, рассматривали выглядывающее из одеяла крошечное личико и широко друг другу улыбались. По крайней мере, в этот момент все забыли о революциях, императорах и проклятиях.
— Мы, разумеется, не можем назвать его Люсиндой, — заметила Софи. — Не представляю, как назвать мальчика! Я совсем не задумывалась об имени для сына, потому что считала его рождение невозможным.
По спине Айседоры пробежал холодок. Невозможным.
— Не возражаешь, если мы назовём его Дарэном? — спросил Кейн. — В честь моего брата.
Софи кивнула.
— Мне нравится, — она перевела взгляд на ребёнка. — Дарэн. Думаю, имя ему подходит.
Вскоре Софи пристроила Дарэна к груди, за которую малыш немедленно инстинктивно ухватился.
— Интересно, получатся ли у нас ещё сыновья или остальные дети будут девочками? — на миг Софи полностью забыла о проклятии и войне.
— Я думал, ты никогда больше не позволишь мне к тебе прикоснуться.
— Не глупи. Ты прекрасно знаешь, что я говорила не всерьёз. — Софи посмотрела на среднюю сестру. — Подозреваю, что Жульетт могла бы рассказать мне. Теперь она гораздо сильнее, чем в последнюю нашу встречу.
Кейн помотал головой.
— Я не хочу знать будущее. Пусть дети станут для нас такой же неожиданностью, как для прочих родителей.
Если не снять проклятие, у них не будет больше детей, но в сердце Айседоры забрезжил тёплый лучик надежды.
Первая.
20 глава
Себастьен склонился над колыбелью, в которой спал его первенец, следующий император Каламбьяна. Как же быстро рос сын! И второй тоже. Мальчики появились на свет очень маленькими, но каждый день понемногу менялись. Чудо, что кто-то из них выжил, не говоря уже о том, что выжили сразу двое.
Внезапно Себастьену пришло в голову, что все чудеса в его жизни связаны с Лианой и этими детьми. Неудивительно. Ведь управление страной не таит в себе никакого волшебства. Наиболее преданные подданные пытались защитить своего господина, но Себастьен понимал, что происходит. Каждый день кто-то из стражей покидал дворец, а охрана стала не столь бдительной, как в прежние времена.
Эрик ещё не вошёл в Арсиз, но уже побеждал.
Ребёнок проснулся. Кормилица встрепенулась, похоже, собравшись взглянуть на подопечного, но Себастьен её отогнал. Женщина отступила обратно в угол и встала, наблюдая за императором и дожидаясь его ухода. Он поднял сына из колыбели. Джэн был таким лёгким и одновременно сильным. Яркие глаза мальчика как будто всё видели, хотя по единогласным утверждениям женщин и жрецов зрение у младенцев отличалось нечёткостью. Но когда сын остановил на нём взгляд, Себастьену показалось, что Джэн его видит.