Звездная жатва

Бет забралась на пассажирское сиденье. Мэтт попросил ее пристегнуться. Дороги были скользкими ото льда, и его небольшая заграничная машинка легко могла улететь в кювет.

Бет пристегнулась и уставилась в окно на темные дома пригорода.

У гавани Мэтт включил левый поворотник и собрался проехать через город, но Бет тронула его за руку:

— Дальше… я там больше не живу.

Он нахмурился, но миновал перекресток.

— Живешь отдельно от семьи?

— Доктор Уилер, какая это семья — одно название. Только папа, а он… сами знаете. Изменился.

— Тяжело с ним говорить?

— Раньше было тяжело. Теперь он вдруг стал разговорчивым, но от этого только хуже. Мне кажется, одно из условий сделки по вечной жизни — понять, каким дерьмом ты был. Он решил, что слишком меня шпынял, и теперь не знает, что делать. Хочет извиниться или исправиться.

— А ты этого не приемлешь?

Она резко помотала головой:

— Я к этому не готова. Господи, совершенно не готова. С тех пор как он изменился, даже рядом с ним быть — сущая пытка. Он и выглядит иначе. Помните, каким он был здоровяком? Теперь — кожа да кости. У него подходящей одежды не осталось. Он как будто… — Бет долго подбирала слово. — Опустел. — Правым указательным пальцем она начертила овал на запотевшем стекле. Нарисовала глаза, ресницы, поджатые губы. Автопортрет. — Я решила поселиться в мотеле «Корона». У набережной, за паромной переправой.

На следующем перекрестке Мэтт повернул направо, в туманно-дождливую пустоту.

— Можно найти что-нибудь получше мотеля. Вон как Том Киндл.

— Номера там вместительные. Мини-кухня есть, так что я сама готовлю. Справляюсь.

Дождь снова стал ледяным и застучал по крыше машины. Мэтт сбавил скорость у знака с надписью «Мотель „Корона“», и автомобиль слегка повело на льду. Он сообразил, что за всю дорогу от дома Тома Киндла не встретил ни одной машины.

В номере Бет горел свет. Она не выключала его, чтобы находить дорогу ночью.

— На этой громадной парковке чувствуешь себя одиноко. — Она наклонила голову. — Заглянете?

— Бет, дороги с каждой минутой все хуже.

— Хотя бы до двери проводите.

Он согласился… хотя покидать сухой салон автомобиля было в какой-то мере безответственным.

Бет заняла номер на первом этаже с табличкой «112». Дверь была не заперта. Внутри их встретил желтый свет лампы.

— Зайдите, — настаивала Бет. — Скажите, что здесь мило. Господи, как хочется услышать это хоть от кого-нибудь.

Он вошел. Внутри было жарко из-за обогревателя. Бет украсила неброский номер дешевыми репродукциями картин в пастельных тонах, изображениями котят и уютных фермерских домиков. На кровати было расстелено сшитое вручную одеяло. Бет проследила за взглядом Мэтта:

— Единственное, что я забрала из дома. Спала под ним с самого детства. Его связала моя бабушка. — Она села на кровать и погладила одеяло. — Можно не обращаться к вам «доктор Уилер»? На вечеринке все звали вас просто Мэттом.

— Ладно, давай на «ты».

— Мэтт… если хочешь, можешь остаться на ночь.

Он отчасти ожидал такого предложения, но в то же время был удивлен, если не ошарашен.

— Куда тебе ехать в такую погоду? Там просто ужасно. — Бет начала расстегивать рубашку. — В последнее время я почти не вижусь с Джоуи. Он днями и ночами сидит у Киндла, возится с этим долбаным радио. Было бы не так тяжело… я знаю, Джоуи не подарок, но… только он говорил мне, что я красивая. — Она помолчала, чтобы посмотреть, как отреагирует Мэтт. — Больше никто.

Бет выскользнула из рубашки. Ее кожа была идеальной, розовой, без единого прыщика. Груди маленькие, соски почти как у ребенка. На ключице — веснушки. Почему он не нашел что сказать? Рот как будто отсоединился от тела. Он потерял дар речи.

«БЕСПОЛЕЗНАЯ», — гласили маленькие синие буквы на ее плече.

— Мне двадцать, — сказала Бет. — Думаю, ты видел меня голой начиная лет с десяти. Но никогда не говорил, что я красивая. Наверное, врачам не положено. Мэтт. Мэттью. Мэтт… я красивая?

— Бет, я не могу остаться.

Она расстегнула джинсы, сняла их и села обратно на кровать. Нахмурилась. Затем в неожиданном приступе стыдливости сложила руки на коленях.

— Вот дерьмо, зачем я это делаю? — Она умоляюще посмотрела на Мэтта. — Тяжело все время быть одной. Город опустел. Дело не в том, что все по домам сидят. Мне кажется, люди в самом деле начали пропадать. Не знаю, что с ними происходит. Валяюсь здесь, думаю об этом и боюсь, мать его. Это грустно и страшно. Я не люблю быть одна. Ты точно не останешься?

— Извини.

— Вот так просто?

— Это не просто.

Действительно, ничего простого: ей на двадцать лет меньше, чем Мэтту, она — уже не ребенок, он — еще не старик. Один вид ее приводил в возбуждение. Мэтт ни с кем не делил постель с августа, когда в последний раз переспал с Энни Гейтс. Бет была права насчет города. Он опустел, стал пугать, и прикосновение другого человека могло бы совершить настоящее чудо в стылую зимнюю ночь.

Но Бет была ранимой и чересчур навязчивой, что грозило непредсказуемыми последствиями.

Бет смущенно улыбнулась.