Звездное братство (СИ)

«Нет, Ваше Святейшество, вы не ошиблись, послав меня в Магоч, — думал Альдор. — Только я могу обнаружить второй проход, где бы он ни находился». Подойдя к дворцовой площади, он незаметно вставил в завиток на посохе раздвоенную веточку. Лоза послужит прекрасным индикатором скрытых пустот. Альдор стал медленно продвигаться вдоль фасада дворца, иногда припадая к стене, — пусть думают, что старика совсем замучила одышка, и он останавливается, чтобы перевести дыхание. Сам же в это время внимательно следил за подергиваниями лозы. Пройдя весь фасад и внимательно проследив отклонения веточки, Альдор присел на цветущий газон отдохнуть. Что с него возьмешь: нищий больной старик не в силах идти дальше. Сам же достал откуда-то из лохмотьев карандаш и быстро начертил на клочке бумаги несколько понятных только ему линий.

Стражники у дворца, наблюдавшие за старым оборванцем, не выдержали такого соседства:

— Эй, старая рвань, а ну пошел отсюда! — подошедший страж сильно ткнул его древком алебарды.

— Да спасет и благословит тебя Небесный Огонь, добрый человек, — дребезжащим голосом произнес Альдор и стал медленно, держась за стенку, подниматься с королевского газона. — Да пребудет с тобой его Сила!

— Давай-давай, проваливай отсюда, — уже менее враждебно пробурчал стражник.

И Альдор лишний раз убедился, что с людьми лучше разговаривать по-доброму. Он поднялся на негнущиеся ноги и побрел дальше, туда, где заканчивались стены королевского дворца и начинались ограждения арены. Веточка в его посохе раскачивалась теперь куда сильнее, но этого никто, кроме него, не замечал.

* * *

Якобс в это утро был в амфитеатре. Предстояло закончить последние приготовления к турниру. Он должен был еще раз осмотреть арену, чтобы на ней, не дай Бог, не оказалось ни камня, ни бугорка, и была она присыпана свежим песочком. Трибуны должны быть прибраны, выметены и вымыты. Особое внимание следовало уделить королевской трибуне. Король Стефан, когда дело касалось его персоны, был капризным и требовательным, как избалованный ребенок. До турнира оставалось всего два дня, и Якобсу приходилось разрываться между рынком, закупая у нерадивых и безответственных торговцев необходимое снаряжение, и ареной, готовя ее к предстоящему состязанию. Выделенного ему штата помощников из королевских слуг и солдат явно не хватало, да и эти имеющиеся бездельники работать как следует не хотели.

Было жарко и тяжело. Знойное марево, немного рассеянное ветерком за последние дни, снова липкой духотой нависло над городом. Охрип Якобс еще до обеда, да что толку — криком этих лодырей все равно не проймешь, понимают только зуботычины. Что он скажет королю на вечернем докладе? Что еще ничего не готово? Ну нет, он заставит этих лодырей пошевеливаться! И Якобс с громкими криками и ругательствами носился взад-вперед по арене, размахивал руками, раздавая толчки направо и налево, стараясь придать работе если не веселый и бодрый характер, то хотя бы сделать так, чтобы никто из этих лодырей не спал на ходу. Но как он ни старался полностью отдаться работе в эти дни, тягостные мысли угнетали его. И были они связаны с гостями, что неожиданно объявились несколько дней назад. Якобс знал: эти люди очень опасны. И ничего не мог с собой поделать — боялся их. Тоскливый, свербящий, как зубная боль, страх глубоко проник в его душу, и ни работой, ни выпивкой, ни сексом заглушить его было нельзя. И каждый раз, когда Якобсу нужно было идти на встречу с агентами Его Святейшества, ноги его подкашивались, живот сводило противной судорогой, он невольно сгибался пополам и в такой униженно-подобострастной позе представал пред холодными и пустыми глазами Друума.

«Скорее бы все это закончилось. Только бы они ушли из города. Только бы оставили меня в покое. Только бы дали жить!» — молил Якобс Небесную Силу. Но каждый день в назначенный час он приходил на встречу с людьми Конаха, заискивающе улыбался, оправдывался, унижался и обещал выполнить все, что ему поручат. После этого шел на доклад к королю, выслушивал очередной разнос, заискивающе улыбался, оправдывался, унижался, обещал все исправить… И не было у него больше сил выносить все это. «Крепко же меня взяли за жабры, — думал оружейник. — Если так пойдет и дальше, вряд ли я доживу до турнира или же совершу нечто ужасное и непредсказуемое…» Но как только он задумывался о том, что может совершить что-то ужасное и непредсказуемое, ноги у него подкашивались, живот сводило судорогой и повторялись все описанные выше реакции. И снова побитой собакой он полз на встречу с агентами Конаха. Заискивающе и подобострастно заглядывал в холодные глаза кавалера, оправдывался и обещал выполнить все, что прикажут. А на следующий день шел на разнос к королю… Все повторялось, и не было выхода из этого рокового круга.