Звездное вещество

–Юля Стрельцова к тебе больному не приходила?–Нет. я ей отправил с ребятами записку. Просил извинить за не­вольную грубость, которая вышла у меня сгоряча со стихами Бунина.–Ты ее тогда ненавидел или презирал? Только говори честно.–Сначала я сильно болел и не очень хотел жить. А потом сдела­юсь так... Трудно сказать, что это было со мною. Я подходил к окну, смотревшему на площадь. Прокладывали газопровод, иплощадьвся была изрыта траншеями. Горы рыжей глины, кучи вывороченных старинных булыжников, и все это под обильным дождем. И здесь же трамвайное кольцо, последняя остановка. Цепочки людей, пробирающихся по само­дельным кладкам из булыжников и досок. Вот при созерцании этой чуд­ной картины и приходило ко мне понимание, такое ясное-ясное, всего случившегося... Ты сейчас поспешила сделать вывод о подобии треуголь­ников. Но треугольники эти далеко не одинаковы. Все три стороны здесь налицо–красавица, бедняк и богач. Но в чем была моя бедность? В том, что стипендия студента раз в двадцать меньше зарплаты директора завода? Нет, Даша, я чувствовал и осознавал свою духовную убогость. Не смог уберечь любимую девушку от соблазна. Не смог ничего убеди­тельного противопоставить директорской зарплате и четырехкомнат­ной квартире... Хотелось как-то подняться над собой, научиться той душевной тонкости, которойнедостачомне в моей кончавшейся уже таганрогской жизни. Ну хоть музыку серьезную научиться понимать, что ли!–Так в чем дело? Проигрыватель и пластинки. Слушай себе.–Вот именно. Проигрыватель у нас в комнате был. Меня навестил Кухаревский, он и принес хорошие пластинки. Сороковую Моцарта, Пя­тую Бетховена, "Зимние грезы " Чайковского. И ты знаешь ли, музыка лечила душу. Убеждала, что все не так безнадежно. Однажды я выгля­нул в окно и увидел, что желтые лужи и озера на площади сковалольдом,и ложится на зеркальный этот лед тихий снег. Вечером я впервые вышел прогуляться. Увидел белые трапеции крыш, снег на ветках. Вдох­нулморозную свежесть. И захотелось мне в Подмосковье, захотелось новой жизни, новых ее очарований. Нет, я решительно созрел для Под­московья и знал, что уже не буду духовно убогим!–Стрельцову ты еще видел.–Разумеется. Семестр же еще не кончился. В январе были экзаме­ны, самые последние. И в июле мы снова собрались в Таганроге защищать свои дипломные работы и получать дипломы. Так что Юлия Николаевна Головина еще появится па страницах мемуаров.–Послушай, в Синявино ты приехал зимой 59-го. А маму встретил только в 62-м. И ты любил трех женщин. Значит, была та, которая между Юлей Стрельцовой и Женей Снежиной. Кто же она?–Потерпи, Даша, ничего не утаю.