Звездные часы и драма «Известий»

Но до момента оплаты эти цифры не дошли. Во-первых, акции не принято делить на стотысячные и даже десятые доли, дробные числа округляют. Во-вторых, вопрос с округлениями вылился в немалую проблему, для окончательных подсчетов привлекалась ЭВМ одного из вычислительных центров. В итоге проигрывания разных вариантов было принято не столько математическое, сколько административное решение: округление проводить в пользу тех сотрудников, кому выпадает меньше акций. Так, лично мне и всем остальным «максималистам» было срезано по 5,267275 акции, оставлено по девяносто шесть целых. Зато многие получили чуть больше, чем первоначально указывала голая арифметика. Например, Игорю Ковалеву с его заявкой на двадцать четыре штуки выходило 3,2405528 акции — округлили до четырех. Юре Соколову, заявившему тридцать, калькулятор насчитал 4,050691 акции — по правилам округления ему причитались четыре акции, выделили пять. Голембиовскому полагалось бы 54,00921334, выписали пятьдесят одну. Гонзальезу арифметика давала 27,00460667, сократили до двадцати шести.

Платили мы за акции в следующем, 93-м году — по правилам, о которых уже говорилось: половина — ваучерами, остальное из прибыли АО. Вот как выглядели платежи на примере уже называвшихся фамилий. С Ковалева за его четыре акции причиталось 6800 рублей (по 1700 р. за штуку). Половину он должен был внести ваучером, другую половину выплачивало АО. У Соколова пять акций, их общая цена 8500, лично вносил 4250, АО — столько же. Гонзальез: 26 акций на 44 200 руб., платежи по 22 100. Голембиовский: пятьдесят одна акция на 86 700 руб., платежи по 43 350. Храповицкий, Захарько и остальные двадцать четыре человека с девяноста шестью акциями у каждого: общая стоимость 163 200 руб., ваучерами — 81 600 и столько же из средств АО.

Повторяю: никто не имел преимуществ, льгот по отношению к другим. Действовало единое правило для всех. Каждый из нас мог написать другие заявочные цифры, и тогда он стал бы владельцем другого числа акций и вносил бы другие деньги. И другие деньги заплатило бы за него АО. Мы все могли поменяться местами. Например, Ковалев со мной или с Храповицким, Соколов — с Голембиовским или Гонзальезом и так далее. Это была своеобразная лотерея, и большинство известинцев к этому дележу акций и отнеслось именно как к лотерее, проведенной, к сожалению, не на лучшем организационном уровне.

В итоге коллектив редакции получил свой 51-процентный пакет акций. По закону остальные 49 процентов передавались во временное распоряжение Российского фонда федерального имущества (РФФИ). Психологически не совсем здоровое, по сути, конфликтное начало акционирования «Известий» решающим образом даст о себе знать трагической для газеты весной 1997 года.

Еще продолжались заявки на акции, когда наше АО стало готовить новый юридический шаг, направленный на выход из состава издательства, только теперь уже требовалось взять свою долю собственности.

К тому времени издательство «Известия» являлось одним из крупнейших владельцев собственности в Москве. На его балансе находились 12 зданий только в четырехугольнике в самом центре столицы, образованном Пушкинской площадью, Тверской улицей, Настасьинским переулком, нынешней улицей Малая Дмитровка. Здесь же размещалась мощная газетно-журнальная и книжная типография, получившая в последние годы много дорогостоящего импортного оборудования. В Калошине (на окраине Москвы) на территории около восьми гектаров издательство вело строительство гигантского полиграфического комплекса. Известинские здания и разнообразнейшее имущество были на улице Добролюбова, в районе стадиона «Динамо». Имелся свой большой парк легковых и грузовых автомобилей, солидные базы отдыха в ближнем и дальнем Подмосковье, на Черном море. В лучших районах шестидесяти городов, начиная с Невского проспекта в Ленинграде, Крещатика в Киеве, большие площади занимали корреспондентские пункты «Известий».

Все это богатство в течение семи десятилетий создавалось, наживалось, развивалось с активнейшим участием газеты «Известия» и во многом благодаря средствам от реализации ее колоссальных тиражей. Какая же доля такого объема собственности могла принадлежать журналистскому коллективу? Этого никто не просчитывал ни в редакции, ни в издательстве и обстоятельно не обсуждал. Угроза оказаться в подчинении Верховному Совету диктовала высокие темпы и низкое качество решений.

По договоренности с Петром Мостовым была избрана следующая схема действий: сначала Госкомимущество выводит редакционный корпус из структуры издательства и принимает на свой баланс, затем передает его уже в собственность журналистам. Законодательство давало такое право Госкомимуществу.