Звездные часы и драма «Известий»

Когда двадцать лет спустя развернется битва за акции «Известий», то охотников за ними будет привлекать не только газета как таковая, а в не меньшей, может, даже в большей степени, это здание. Они понимали, что после Кремля, который не продается, одно из лучших, если не самое лучшее место в Москве для вложения денег — это Пушкинская площадь. Но в такой категории, как «цена на недвижимость», мы на свое здание не смотрели. А когда осознали, что это золотая жила, было уже поздно, «поезд с золотом» от нас ушел.

Во все годы главной ценностью для нас на Пушкинской площади, материальной и духовной, оставалась только она единственная — газета «Известия». Независимо от возраста, все мы были типичными советскими людьми, обычно считавшими место работы своим вторым домом. Им и стал для известинцев новый редакционный корпус.

Мы еще только сюда переселялись, как обнаружилась маленькая ошибка архитекторов, вызвавшая большой переполох. Она была допущена в главном вестибюле, где на отделанные мозаикой стены нанесено несколько сюжетов из истории российской печати. А на самом видном месте приведена широко известная, миллионы раз произносимая везде и всюду цитата Ленина: «Газета — не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор». Но там оказалось пропущенным слово «также». И хотя без него нисколько не менялся смысл, оставить цитату в этом виде, да еще в «Известиях», да еще у входа в кабинет главного редактора, да еще в камне, то есть на века, означало бы допустить недопустимое — надругательство над святыней, чуть ли не преступное отношение к гениальному автору.

Технически исправить ошибку было непросто. Чтобы вбить в тесное пространство еще одно слово, пришлось переходить на другой шрифт, разрушать художественное единство стиля. Восстановление цитаты сопровождалось тщательным разбирательством — отчего и по чьей вине такое произошло, дело слушалось в райкоме партии. К счастью для архитекторов да и для редакции, случившееся не было признано идеологической диверсией. Сам же факт, что в новом здании «Известий» отмечено некое вмешательство в ленинский текст, стал своеобразным предвестником того, что со временем газета начнет отменять уже не отдельные слова, а все ленинское наследие.

Именно в этом здании и наступит полное политическое прозрение для нас как журналистов и граждан. Но не сразу, оно будет происходить медленно, в прямой зависимости от складывающейся ситуации в стране и имея свои периоды: от одного главного редактора — до другого. А выдавливание по капле из себя раба начиналось у известинцев еще в старом корпусе, когда газету возглавлял Алексей Иванович Аджубей, при котором в редакции навсегда поселился сильный и сладостный дух свободы. После свержения Хрущева, а заодно и изгнания Аджубея, его зятя, высшая власть направила сюда в 1965 году партийного функционера Толкунова, надеясь, что он погасит известинское вольнодумство. Однако этого не случилось. Умный и совестливый человек, прошедший как корреспондент «Правды» многими дорогами войны, хорошо знающий реалии суровой народной жизни, Лев Николаевич и газету делал в основе своей умной и совестливой, гражданственно озабоченной. С годами у руководства страны накопилось большое недовольство ею, и в феврале 1976 Толкунова переводят на другую сторону Пушкинской площади — в далекое от злободневной тематики Агентство печати «Новости».

Через несколько дней нам представили нового главного — Петра Федоровича Алексеева.

Время Алексеева

Алексеев был известен журналистской Москве тем, что, руководя до этого «Советской Россией», он хорошую смелую газету превратил в серую и робкую. Что эта же перспектива улыбнулась и нам, стало понятно на общем собрании из его первой, программной речи.

Правда, не все в коллективе сделали такой пессимистичный вывод. Выступивший в прениях популярный и многими читателями любимый международник Мэлор Стуруа заявил, что «наконец-то в редакции подули свежие ветры». Этой фразой одни известинцы горько попрекают коллегу все последующие десятилетия, а другие дружелюбно посмеиваются, считая, что лесть была расчетливой: человеку хотелось снять запрет на его выезды за границу, вот он и добивался лояльности нового начальника. Как бы там ни было в тот раз, Мэлор Георгиевич Стуруа — выдающаяся персона в истории «Известий», его профессиональный вклад в газету очень велик.

Вспоминается еще одна фраза алексеевского времени в «Известиях», ставшая крылатой для московской журналистики. Дежуря по отделу информации, я сидел на выпуске газеты за длинным столом вместе с замредактора отдела Толей Шлиенковым. Минут за десять до подписания номера к нам быстро подошел дежурный член редколлегии Альберт Григорянц и, пробегаясь фломастером по первой полосе, потребовал:

— Парни, быстро меняйте свои заголовки! Главный редактор не любит такие, как сейчас на полосе.

На это Шлиенков немедленно отреагировал:

— То, что не любит главный редактор, мы ненавидим!