Звездные часы и драма «Известий»

До появления Ефимова я решил на всякий случай заручиться мнением политических обозревателей, с которыми он обычно считался. Позвонил Кондрашову, затем Бовину, Матвееву, Гейвандову, Кобышу, попросил их заглянуть ко мне на третий этаж. Как сейчас вижу всех нас тоскливо глядевшими из окна на большую толпу людей, окруживших танк рядом со сквером на противоположной стороне улицы Горького, нынешней Тверской. Не знаю, не интересовался, кто о чем в те минуты думал, но когда я зачитал вслух набранный текст заявления Ельцина, спросил отдельно каждого: «Известия» должны это печатать — или нет? И каждый ответил, что да, это же слова президента России. Но в итоге и коллективное мнение политобозревателей не помогло, когда я сослался на него в разговоре с приехавшим около четырех часов Ефимовым.

А в это время интересные события разворачивались в типографии. Раньше у меня состоялся короткий разговор с выпускающим — замечательным работником Виктором Хромовым. Мы сошлись с ним на том, что нельзя допустить выхода вечернего выпуска «Известий» без заявления Ельцина. Виктор был уважаемым человеком и в редакции, и в типографии, рабочие его поддержали: отлитые в металле слова президента России были поставлены рядом с верставшейся первой полосой. Что означало: в любую минуту они могут занять место на полосе.

Вскоре начальник цеха велел заканчивать верстку, на что мастер Павел Бычков заявил:

— Мы это сделаем только с условием, что Ельцин будет в номере.

Начальник цеха ответил, что не рабочим решать, что должна печатать газета, а ее руководству. Выпуск остановился, замер. Срочно прибыл директор издательства Юрий Ефремов, подчинявшийся главному редактору. Он призвал всех продолжать работу, на что Бычков отрезал:

— В номере идут документы ГКЧП. Мы голосовали за Ельцина, его сегодняшнее заявление — это тоже документ, и мы настаиваем на его публикации.

Директор издательства, начальник цеха всё больше выходили из себя, рабочие — тоже. Верстальщик Дмитрий Бученков был более чем категоричен:

— Вы можете нас пристрелить, но мы не выпустим газету без Ельцина!

Стоял уже не только выпуск, но и весь наборный цех. К нему присоединились Вячеслав Демин и специалисты других цехов. Уже шел не просто жесткий разговор, а митинг, численно разраставшийся с каждой минутой. Стали подходить и журналисты — Валерий Гавричкин, Валерий Коновалов, Марина Мурзина, Ляля Ошеверова… Особенно активными, страстными выступающими были две женщины: почитаемая педагогической общественностью страны спецкор отдела школ и вузов Ирина Овчинникова и молодая фельетонистка Марина Лебедева. Ворвавшийся в цех Ефимов уговаривал и грозил, но никто не дрогнул, работа не возобновилась.

В результате «Известия» не вышли вечерним выпуском, что само по себе стало событием в накаленной атмосфере Москвы. В редакцию по этому поводу начали звонить многие аккредитованные иностранные корреспонденты. Не знаю, каким образом проникла к нам через охрану съемочная группа западногерманского телевидения, но когда она появилась на пороге моего кабинета, я посчитал, что она весьма кстати: пусть причина невыхода газеты станет широко известной. Мое интервью оказалось не коротким, а вопрос о срыве вечернего выпуска газеты был лишь одним из многих, касавшихся горячей темы дня. Признаюсь, мелькнула мысль, что это интервью может быть зачтено мне в случае окончательной победы ГКЧП, но скрывать то, что думалось о причинах и целях государственного переворота, я не пожелал.

Утренний выпуск газеты (на 20 августа) должен был быть подписан к печати в регионах около 18.00, на Москву — ближе к 22.00. Но еще в двенадцать ночи рабочие типографии отказывались от верстки все по той же причине: если не будет в номере Ельцина, газета не выйдет. Переговоры с участием директора издательства, бригадиров, выпускающего Хромова шли в кабинете Ефимова, который с какого-то момента все же начал делать одну за другой мелкие уступки. Сначала не хотел даже упоминания об этом документе, потом согласился на один абзац, спустя время — еще на один, позже еще плюс на пару строчек и т. д. Я присутствовал на всех этапах этих очень нервных обменов мнениями и говорил фактически одно и то же: если мы считаем себя серьезной газетой, то вне зависимости от нашего отношения к президенту Ельцину обязаны проинформировать миллионы своих читателей о том, какое им сделано сегодня заявление. Ефимов сверлил меня ненавидящими взглядами, но ничего сделать со мной не мог — ни отстранить от дел, ни тем более уволить. Иначе бы редакция взорвалась. Не потому, что так уж крепко все меня любили, а в знак протеста против редакторского произвола.

Лишь глубокой ночью, между часом и двумя, стороны пришли к соглашению. К этому времени уже и Мамлеев убеждал главного редактора, что надо печатать заявление Ельцина. Хотя и в сокращенном виде, и не на первой, а на второй полосе, газета все-таки вышла с ним — это были всего лишь 80 строк. Зато огромную площадь заняли материалы ГКЧП.