– Да, именно так. "Одна жизнь за две, – это справедливо" – так выразился Ангу. А ведь между прочим – один из самых приличных людей в этом га... Совете Меченосцев, – торопливо закончил доктор: на пороге появилась служанка – крупная темнокожая тетка. Она принесла поднос с супом, щедро заправленным специями, с хлебом и терпким белесым напитком.
Антон почувствовал что зверски голоден.
– Ладно, кушайте, – сообщил Н'Губи. Я буду навещать вас ежедневно, хотя бы только для того, чтобы убедиться, что вы не объелись трислиссийской капурайей, или просто не померли с тоски.
– Чем не объелся?
– Капурайей. Очень вкусная местная морская тварь. Попробуйте, вам понравится...
Двухэтажный дом на склоне холма, ставший местом его обитания и заключения был покрашен в охристо-красный и зеленый цвета. На втором этаже находились гостиная, обставленная вычурной мебелью видимо местного производства, и гардеробная.
Спальни, кухня и столовая, всякие подсобные помещения занимали первый этаж. Ванная в местном санузле была вполне соответствующая дому – огромная, яйцеобразная, рассчитанная на трех-четырех человек как минимум и вытесанная из цельного куска мрамора. Всё это – на форне лазурной и красной плитки стен и пола и больших зеркал с подсветкой.
Внутренний дворик под бело-зеленым полосатым тентом был обставлен садовой мебелью из местного черного дерева, твердого как железо. За огромными тропическими цветами в глиняных кадках – судя по грубым неровным бокам, слепленных руками местных гончаров, виднелся то фиолетовый, то багряно-сиреневый, то черно-синий – в зависимости от времени суток – океан.
А в центре двора, как некий символ принадлежности хозяев к разряду космонаров, торчала водруженная на плоский валун старая навигационная кабина.
Лет ей было очень много – возможно, она была снята с какого-то из первых никконских кораблей, пришедших сюда.
Конечно, это была не самая древняя конструкция – выточенная из исполинского кристалла силингита, и даже не более поздние – из шести-семи слоев никелевого сплава, выложенных изнутри кристаллами кварца или граната. Но форма литых кольцевых призм и зеркал Козырева, видимых сквозь прорехи в пластиковой обшивке, и неуклюжие привода вращательного механизма, торчащие из боков, говорили что лет ей немало.
Любопытства ради, он однажды поднял незапертую крышку входного люка, и зачем-то долго рассматривал остов ложемента и одиноко торчащий штурвал. Он попробовал представить чувства навигаторов, которые, в полной темноте часами просиживали тут, ведя корабль лишь силой своего мозга и воли, наедине с той непознанной и чуждой людям стихией, что легким колебанием своим могла лишить дерзкого человека разума.
Той магической воистину силой, что помог когда-то обрести людям великий Минути Чакравартин, вновь открывший людям звезды. Думал ли великий мудрец что вместе с людьми в пространство поднимутся и их пороки?
Так или иначе, это был дом Айнур, где она была полновластной хозяйкой, куда она возвращалась после полетов. Как пояснила служанка забавно коверкая интергала, капитан Идрис оставил единственной дочери дом, а сам переселился в свой "офис" в принадлежащем ему секторе космодрома.
Памятуя о том, что отпечаток личности хозяина ложится на его жилище, Антон как только нормально встал на ноги, тут же старательно осмотрел здание, особое внимание уделив личным апартаментам девушки.
Но увы – ничего особенного покои Айнур ему не сказали.
Обычная мебель в никконском духе, за исключением двух массивных кроватей, раздвижные двери и стенные шкафчики. Все украшено довольно грубой резьбой – тоже явно произведения местных ремесленников.
На стене висела гитара ручной работы с клеймом какого-то мастера – Антон лишний раз пожалел что так и не выучился играть на гитаре.
Имелось десятка два печатных книг – от рассыпающихся старых томов на катакане – видимо, местные издания пресловутой эпохи Воссоединения, до детских книжек, наверное сохраненных пираткой из сентиментальный чувств. Почти все они были на незнакомых ему языках. Правда, он узнал в одной из детских книг «Наследницу звездного престола», которую сам читал в первом классе. Но трехсложное имя автора явно отличалось от имени известного ему автора – Линдсея Корнеллиуса, да и судя по картинкам, сюжет – тоже.
Единственная книга на знакомом ему языке, была как ни странно, написана по-русски, причем старинными письменами – кириллицей.
Он конечно ее знал (в общинной школе с ней знакомили) – хотя в его домене русский уже в незапамятные времена был переведен на латиницу и штрих-знаки всеобщего алфавита.