Звездные гусары

– Мы потеряли двух человек, – сказал Штофреген. – Я напишу об этом в рапорте. Они скончались от местных вирусов. К счастью, госпоже Колтубановой удалось вовремя создать вакцину, так что все остальные получили прививку.

– А что стало с лабораторией и исследованиями?

– Часть материалов мы восстановили после пожара – здесь был пожар, – добавил Штофреген, окончательно утверждая Перелыгина в его догадках, – а остаток работы госпожа Колтубанова намерена завершить уже на Земле. Кстати, с нами неожиданный гость – вы, Татьяна Николаевна, о нем слышали: Аркадий Рындин.

Татьяна гневно вздрогнула.

– Я очень вас прошу отнестись к нему добрее, чем он заслуживает, – поспешно заключил Штофреген. – Он не очень здоров. Неловко упал и повредил бок. Кажется, у него перелом. Нехорошо срослось, дышать больно.

– Когда мы улетаем? – спросила Стефания.

Татьяна повернулась к сестре:

– Тебе не терпится?

– Напротив, – хладнокровно отозвалась та. – Я бы на денек задержалась. Здесь интересно.

– Я бы тоже задержалась, – мягко произнесла Татьяна Николаевна и взяла Штофрегена под руку. – Мы нашли ваш атлас, Иван Дмитриевич, и я хотела бы посмотреть своими глазами все те места, что вы на нем отметили.

* * *

Они покинули Этаду через два дня. Колтубанова ревниво следила за погрузкой своих контейнеров с образцами – все, что удалось вытащить из-под развалин лаборатории. Аркадий в обществе лемура по имени Тиберий преимущественно болел, лежа на самой удобной кровати в самой большой каюте. Тиберий озабоченно бродил возле него, свесив длинные руки, и время от времени утешал – вытягивал губы и испускал нежные, воркующие звуки. Аркадий довольно умело имитировал ответ.

Вакх отправился на камбуз и устроил там погром. На все попытки Перелыгина восстановить былое аскетическое благолепие Вакх разражался громом греческих ругательств, и в конце концов Меркурий окончательно был изгнан Вакхом с камбуза. У Вакха остались полосы ожогов на руках и шее, и это окончательно убедило Татьяну Николаевну в том, что пожар действительно имел место: лаборатория, как и уверял Штофреген, сгорела.

Супруги Волобаевы, влюбленные друг в друга как никогда, строили планы написания сразу двух диссертаций и рождения сразу троих детей. “Вот бы тройняшки”, – мечтала Катишь, а Волобаев кивал и поглаживал свой арбалет. “Занимаемся спортом”, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Стефании.

Стефания фыркнула и промолчала. Она сильно запрезирала Катишь и ее мужа за мечты о тройняшках.

После отлета с Этады Перелыгин заглянул в каюту к Штофрегену.

– Не спите, Иван Дмитриевич?

– Не сплю.

– Хотите коньяку?

– Ужасно хочу.

– Тогда пожалуйте ко мне, – пригласил Меркурий.

Они устроились – однако не у Меркурия, а в кают-компании, возле широкого окна, и опять лампа горела на столе.

– Она вас очень любит, Иван Дмитриевич, – сказал Меркурий, разливая коньяк.

– Да, – сказал Штофреген просто. – А вы?

– Я рад, что вы оказались таким.

– Каким?

– Можно я не буду произносить всяких слов? – взмолился Меркурий.

Штофреген засмеялся и проглотил первый наперсток коньяка.

– Превосходно… Тысячу лет не пил коньяка.

Перелыгин не ответил. Гонял коньяк за щекой, думал о чем-то. Наконец он поднял на Штофрегена глаза, как будто хотел спросить о чем-то, но не решался.

– Что вы так смотрите? – засмеялся Штофреген.

– Знаете, что вас называют “диким подпоручиком” – из-за того случая с обезьяной в театре?

– Приматы преследуют меня, – сказал Штофреген. – Но это только закономерно, ведь я и сам природный примат… Задавайте ваш вопрос – я отвечу на любой.

– Без обиды?

– Разумеется, без обиды.

– Что случилось с Кистеневским и остальными?

– Я ведь рассказывал, что они признались во всех своих преступлениях и улетели, оставив нас в покое…

– Иван Дмитриевич, – Перелыгин снова разлил коньяк, – мы ведь здесь с вами вдвоем. Без дам и без записывающих устройств.

– Я не подозревал за вами никаких записывающих устройств! – возмутился Штофреген. – За кого вы меня принимаете? За человека, способного принимать вас за человека, способного записывать разговоры?

– Я не принимаю вас за человека… – сказал Перелыгин и засмеялся. – У вас поразительная способность выставлять людей дураками.

– Людей не требуется никуда выставлять, они и сами горазды, – сказал Штофреген. – К тому же я примат, а мы, приматы, весьма изобретательны.

– Так где те люди, которые убили двоих ваших?

– Кажется, я рассказывал о пожаре лаборатории…

– Я уверен, что вы не запутаетесь в своих выдумках, но, пожалуйста, ответьте.

– Сперва они застрелили начальника нашей экспедиции, а потом – ведущего научного сотрудника, пожилую даму по фамилии Шумихина. Я отвечал за их безопасность, и их убили у меня на глазах, – сказал Штофреген. – Мы уничтожили их всех. Они немного покалечили Вакха – он всегда отличался вздорным, если не сказать эксцентричным, характером, а теперь и вовсе слегка повредился в уме. Но повар по-прежнему хороший, да и человек неплохой. Рындину переломали ребра. Как бы он не остался кривобоким… впрочем, это уже дело врачей.

– Ваше дело – то, что он жив?

– Вот именно.

– А Кистеневский?