Звездные мошенники

– Чикаго, приятель. И вы не живете нигде. Вы обычный бродяга.

Мы оказались в обширном вестибюле и подошли к двойным дверям. За ними были бетонные газон и деревья, выглядевшие знакомыми в темноте.

– Летний домик сенатора, – сказал я. – Только прожекторов не хватает.

– Вы не можете рассчитывать на этих политиканов, – сообщил Трайт. – Дам один совет, Барделл: бросьте все, живите как жили. Может, вам и поскребли немножко память, но, черт побери, вы были далеко не в лучшей форме, когда попали к нам. Все равно что мускат без спиртного, приятель.

– «Ластриан Конкорд», – сказал я. – Дисс, мисс Реджис… Ничего этого не было, да?

– Считайте все это кошмарным сном. Теперь вы проснулись. Напейтесь, проспитесь – и станете как новенький.

Мы уже спускались по ступеням, когда он повернулся ко мне и указал на выход.

– Между прочим, какого цвета у вас там стены? – спросил я.

– Светло-зеленые. А что?

– Просто любопытно, – сказал я, сделал полуповорот, нанес жесткий удар согнутыми пальцами в грудину, и он тут же обмяк, как переспелый банан. Я подхватил Трайта, вырвал из его руки свою сотню и обшарил карманы. В брюках нашлась еще тридцатка, как раз на проезд.

– Пока, красавчик, – сказал я. – Я тебе никогда не нравился.

Я оставил его на ступенях и направился к выходу.

Сразу после захода солнца похолодало. В публичной библиотеке еще горел свет. Библиотекарь бросил на меня острый взгляд, но ничего не сказал. Я нашел тихий уголок и стал отдыхать, стараясь как следует насладиться теплом до закрытия. Есть нечто успокаивающее в тихих стеллажах и тяжелых желтых стульях из дуба, даже в запахе пыльной бумаги, даже в шепотках и мягких шагах…

Шаги остановились, стукнул вытащенный из-под стола стул. Зашелестела материя. Я не открывал закрытых глаз и пробовал выглядеть старым джентльменом, который вошел просмотреть подшитые комплекты «Харпера» и задремал где-то на середине 1931 года. Но я слышал тихое дыхание и чувствовал на себе чей-то взгляд.

Тогда я открыл глаза. Она сидела за столиком напротив меня – молодая, трагичная и немного поношенная.

– С вами все в порядке? – обратилась ко мне она.

– Не исчезайте, леди, – попросил я. – Не превращайтесь в дым, не улетучивайтесь. И уходить тоже не надо. Просто посидите тут и дайте мне помолодеть хотя бы до девяноста лет.

Она чуть порозовела и нахмурилась.

– Мне показалось, что вам плохо, – произнесла она чопорные, стандартные и подходящие к ситуации слова, подобающие нормальному члену нынешнего общества.

– Конечно. А как насчет парня, с которым я пришел сюда? Куда он делся?

– Понятия не имею, о чем вы. Вы ни с кем не приходили… по крайней мере, я не видела. И…

– Сколько времени вы наблюдали за мной?

На этот раз она действительно залилась краской.

– Сама эта идея…

Я потянулся и взял ее руку, мягкую, как первое дыхание весны, нежную, как старое бренди, теплую, как родительская любовь. Мои пальцы, сомкнувшиеся на ней, показались мне когтями ястреба, сжимающего молодого цыпленка. И я разжал их.

– Давайте пропустим все ритуальные ответы, – сказал я. – Происходит что-то очень странное. Вы знаете это, и я тоже знаю, правильно?

Румянец исчез, она вдруг побледнела и вперилась в мое лицо, словно я знал секрет, который мог спасти ей жизнь.

– Вы… Вызнаете? – прошептала она.

– Может, и нет, мисс, но сильно подозреваю.

Это было неправильное слово. Она тут же напряглась, губы сжались, словно в праведном гневе.

– Ну, это был всего лишь порыв христианского…

– Чушь, – сказал я. – Простите мою грубость, если это грубость. Вы сидите здесь, говорите со мной. Почему?

– Я уже сказала вам…

– Я помню. А теперь назовите настоящую причину.

Она внимательно осмотрела кончик моего носа, затем мочку левого уха и наконец уставилась мне в глаза.

– У меня… у меня был сон… – запинаясь, сказала она.