Звездные ночи

С Таманского полуострова ударила наша артиллерия, «катюши». Немцы, казалось, затихли, но лишь на время, чтобы снова ринуться в бой.

Девять яростных атак отбил героический отряд в первый день. Боеприпасы были на исходе. Прижатые к морю, десантники поднялись все, даже раненые, и во весь рост сами ринулись в атаку. Гитлеровцы дрогнули и отступили. А вечером прибыло пополнение.

Второго ноября в десять часов вечера с косы Чушка по району северо-восточнее Керчи открыли огонь более 400 орудий и два полка «катюш». Через двадцать минут огонь перенесли в глубину вражеской обороны. Под его прикрытием на берег высадились штурмовые группы основного десанта. К исходу пятого ноября десантники захватили плацдарм, его длина по фронту составляла десять километров, глубина — шесть.

В те дни Совинформбюро ежедневно сообщало о ходе боев на «Огненной земле» и на северо-восточном плацдарме.

Седьмого ноября: уничтожено более тысячи гитлеровцев, захвачены пленные…

Восьмого ноября: уничтожено более 800 солдат и офицеров противника, шесть танков…

Двенадцатого ноября: десантники северо-восточного плацдарма вклинились в оборону противника, окружили и уничтожили 1500 немцев, многие гитлеровцы утонули в море. Захвачено более 20 орудий, десять прожекторов…

Совинформбюро сообщало и о действиях нашего полка. Это были «максимальные ночи». Однако я забежала вперед. Вернемся назад, пойдем, как говорится, на второй круг…

Ночь пятьсот двадцатая

— Построиться поэскадрильно! Перед КП! — выкрикнула дежурная.

На море шторм, облика, словно крылатые чудовища, проносятся над аэродромом. Наташа Меклин выносит полковое знамя. Рядом с Бершанской — незнакомый морской офицер.

— Симпатичный какой! — услышала я за спиной быстрый шепот.

— Товарищи гвардейцы! — в голосе Бершанской звенит сталь. — Командование армии объявило вам благодарность за успешные, самоотверженные действия в операции по высадке десанта южнее Керчи.

В наступившую паузу врывается дружное:

— Служим Советскому Союзу!..

— Сейчас огнеземельцы, — продолжала Бершанская, — находятся в очень трудном положении. Они оттянули на себя основные силы керченской группировки противника, но у них на исходе боеприпасы, продовольствие, нет медикаментов, воды. В море шторм, пробиться нашим судам к Эльтигену не удается. Сбрасывать грузы с больших самолетов бесполезно, плацдарм слишком мал. По летной инструкции я не могу приказать вам лететь. Погода нелетная. Но кто хочет добровольно протянуть руку помощи отважным огнеземельцам — два шага вперед!

Строй колыхнулся, мы шагнули все, как одна.

Морской офицер взволнованным голосом поблагодарил нас, назвал соколами…

С автомашин выгрузили мешки, оружейницы и техники подвесили их вместо бомб. Лейла, прикрывая лицо от ветра планшетом, бегает от самолета к самолету. Она должна лететь первой. Бершанская напоминает!

— Ориентир три огня, треугольник возле школы…

В полете Хиваз молчит, и это как-то непривычно.

— Апа-джан! — вдруг обращается она ко мне взволнованным голосом.

— Что, детка? — настораживаюсь я.

— Этот дядька с гармошкой… Он что, обидел Лейлу?

— Темная история.

— Вот сброшу ему прямо на голову…

— Правильно, — невольно улыбаюсь я, — так и надо, целься получше.

— А я ему яблоко дала. Лучше бы сама съела…

Ветер тащит нас через пролив, никакого мотора не надо. Но я даю полный газ, набираю высоту. Летим вслепую, кругом чернота. Вся надежда на штурмана.

— Пора снижаться, товарищ командир.

— Ты не ошиблась, Хиваз? Все точно?

— Как в аптеке!

— Тогда ищи огни.

— Увижу, Магуба-джан, не беспокойся, у меня глаза острые, как у степного орла.

Впереди зажигаются бледные шары — это зенитки бьют по самолету Лейлы. Прожекторов не видно, лучи застревают в тучах.

— По расчету, огонь открыли, когда Руфа уже отбомбилась, — обрадованно сообщает Хиваз.

— Не отбомбилась, а сбросила груз, — поправляю я.

— Да, правда. Всю ночь будем летать, выручим наших кавалеров! На меня один так смотрел, как будто…

— Не тараторь.

С выключенным мотором летим вдоль берега. Высота сто метров… Восемьдесят… Пятьдесят…

— Вправо. Еще. Так держать! — командует Хиваз. — Вижу. Вижу треугольник!

Только бы не подвел мотор — врежемся в свои же окопы.

Самолет качнуло: это груз пошел к земле.

— Полундра! — орет Хиваз. — Картошку привезли. Угощайте фрицев! Гвардейский привет!..

Несколько прожекторов впиваются в самолет, кажется, во всем мире нет ничего, кроме этого противного света, трассирующих пуль, лая «Эрликонов».

— Ничего страшного, — шепчу я и, убрав газ, заваливаю самолет — падаем в море.

Немцы прекратили огонь, все прожекторы, кроме одного, отшатнулись прочь. Выждав время, включаю мотор на полную мощность — спасибо ПАРМу! — тяну ручку на себя. Сквозь зубы напеваю:

Все выше и выше, и выше
Стремим мы полет наших птиц…

— Магуба-джан, ты поешь или кашляешь?

— Кашляю.

— Давай споем. Вот хорошая песня: