Звездные ночи

Четыре бомбы отделились от самолета Лейлы. Они еще в воздухе, а из кабины штурмана вываливаются одна за другой зажигалки — термитные бомбочки, начиненные смесью, которая при взрыве дает температуру три с половиной тысячи градусов.

Всплески огня, взрывы. Вспыхнули прожекторы, заработали зенитные пушки, но их снаряды рвутся где-то высоко в облаках. Чтобы исправить ошибку, изменить прицел, зенитчикам потребуется не меньше минуты, нас это вполне устраивает.

Аэродром — как на ладони. Видны самолеты, укрытые в капонирах. Не один и не два. Я отсчитываю про себя секунды, жду желанного возгласа Жени «Пошли!». Время тянется долго, мучительно долго.

Наконец дождалась. Дав полный газ, я проношусь между голубоватыми, рассекающими ночь смерчами, жду, что Женя крикнет: «Попали!» Но она молчит, хотя внизу грохочут взрывы, бушует пламя. Гляжу в зеркало — она копошится в кабине, как белка в дупле.

— Ты чего вертишься?

— Не могу найти…

— Что?

— Бомбу!

Самолет летит сквозь рой трассирующих пуль, каждая из них — как маленькая шаровая молния. Луч прожектора полоснул сзади, у меня похолодела спина. Вырваться из этого ослепительного яркого тоннеля, ведущего прямо на тот свет, пока не удается.

— Нашла! — в голосе Жени такая радость, словно она обнаружила осколок Тунгусского метеорита. — У-у, проклятая…

Термитная бомбочка полетела за борт. Я резко взяла ручку на себя — самолет устремился вверх. А внизу неожиданно раздался адский грохот, вспышка озарила, как мне показалось, всю «голубую линию». Воздушная волна подхватила «По-2», и он, содрогаясь, взлетел к звездам, как скоростной истребитель, сам Покрышкин позавидовал бы такому маневру. Немцы нас потеряли. Как говорит Лейла, мы улизнули, сверкнув пятками.

— Вот это да! — восхищенно воскликнула Женя. — А я ее ругала.

— Кого?

— Да бомбу эту. Наверно, в бензохранилище угодила. Все еще горит, как здорово.

«Хорошо, что высота была приличная, — облегченно подумала я, — иначе мы бы тоже все еще горели». Уточнив курс, Женя запела:

Не смеют крылья черные
Над Родиной летать,
Поля ее просторные
Не смеет враг топтать…

Припев горланим втроем: Женя, я и мотор:

Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна.
Идет война народная,
Священная война…

На аэродром мы вернулись последними.

Подбежала Лейла, обняла меня, закружила:

— Летаем! Воюем!..

Давно я не видела ее такой оживленной.

Немцы обстреляли только два самолета, и оба — целехонькие! Сгрудившись у края аэродрома, мы все вместе пьем чай, молча любуемся далекими отблесками пожара.

На новое задание, в район Новороссийска, полетели не с обычными бомбами, а с кассетами, начиненными зажигательными ампулами. С таким грузом надо обращаться очень осторожно.

Бершанская несколько раз повторила:

— При взлете будьте предельно внимательны, прошу вас, и тем более при посадке, если по каким-либо причинам придется приземляться с кассетами.

Успели сделать по три-четыре вылета, все шло нормально. Наступил рассвет, я заходила на посадку последней, подумала: «Слава богу, задание выполнили, кажется, все вернулись благополучно». Заруливая на стоянку, увидела: с самолета Лейлы техники сняли неиспользованную кассету, но не придала этому значения. У подбежавшей Радиной спросила:

— Все живы-здоровы?

— С экипажами полный порядок, Магуба, а машины, как всегда, нуждаются в нашей срочной помощи. Поздравляю с благополучным возвращением.

— Спасибо, милая, — я вылезла из кабины. — А что у Лейлы с кассетой?

— Еле отцепили, дужка погнулась. А мотор не барахлил?

— Нет, Зиночка. Работал, как часы…

Пришла я в общежитие, сняла комбинезон, стою перед зеркалом, причесываюсь. Появилась Лейла и — с размаху кулаком по подушке.

— Ненормальная! — проворчала сердито.

— Кто?

— Руфа! — она повернулась ко мне. Лицо бледное, брови сдвинуты.

— Что случилось? — встревожилась я не на шутку.