Звездные похождения галактических рейнджеров

— Хоукин, Антонио. Родился двадцать пятого декабря одна тысяча девятьсот сорокового года в резервации апачей Койотеро, Белая гора, штат Аризона. Отцовское имя Брат Ястреба[14] в официальном порядке изменено на Хуан Хоукин в одна тысяча девятьсот сорок четвертом в Палм-сити, штат Калифорния. Посещал начальную школу Саннислоуп, Государственный колледж Сан-Диего, каковой окончил в звании бакалавра искусств, специализация — история изобразительного искусства. Служба в армии Соединенных Штатов с шестьдесят второго по шестьдесят четвертый, демобилизован в звании техника пятого класса, федеральный служащий с одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого до текущего момента, в настоящее время менеджер книжного киоска в Национальной галерее, Вашингтон, округ Колумбия, холост, ближайший родственник тетя с материнской стороны Мэгги Светлячок, группа крови первая, резус-фактор отрицательный.

Агент внезапно смолк, и Тони, подавив желание выкрикнуть «Невиновен!», просто поинтересовался:

— Стоят ли за этим какие-нибудь конкретные основания?

Дэвидсон угрюмо кивнул.

— Вы были избраны для задания.

— Что вы имеете в виду?!

— Возможность послужить отчизне посредством служения своему Федеральному бюро расследований. Вам наверняка будет приятно услышать, что в окончательном сокращенном списке было семь фамилий, а Он… — это слово агент возгласил с благоговейным придыханием. — … Он избрал вас Сам, тотчас же, как человека, наиболее квалифицированного для служения на этом посту. Не только лояльного американца, а американского американца, одного из коренных жителей, а также представителя национальных меньшинств.

Пока агент говорил, тревога почти покинула Тони. Итак, ни о каких преступлениях не было речи, нечего было драпать, когда никто не преследует, в биографии не было ничего бросающего на него тень, все это дело перешло из разряда пугающих в таинственные и мало-помалу облекается в одежды абсурдных.

— Вы все еще не сказали мне, на какое задание меня прочат.

— Вовсе не прочат, а утвердили. Он утвердил вас Самолично.

— Но я-то ничего не утверждал и определенно ни на что не пойду, пока не узнаю хотя бы, о чем идет речь.

Тут агент убрал бумаги, предпочел пропустить мимо ушей предложение свободы выбора и заговорил, выбирая слова с безупречной точностью:

— Вы избраны в качестве генерального директора книжно-сувенирного киоска, каковой будет открыт в вестибюле здания Федерального бюро расследований.

— Спасибо за предложение, но боюсь, я вынужден его отклонить.

— Неприемлемо. Бумаги о переводе уже подготовлены…

— Как это неприемлемо?! Я совершеннолетний американец, и вы не можете принуждать меня к чему-либо против моей воли. Быть может, я и рожден индейцем, но мой отец покинул резервацию и позаботился о том, чтобы я получил хорошее образование и отслужил в армии, как и всякий американский юноша. Я свой долг выполнил. Мне нравится и тут. — В приступе велеречивости Хоукин дошел до полной опрометчивости. — Я ценю ваше предложение, но передайте Самому: большое спасибо, но все-таки нет, спасибо.

Дэвидсон медленно подался вперед. Его сжатые губы вытянулись в ниточку, пронзительно тяжкий взгляд источал арктический холод.

— Не находились ли вы под следствием? — Слова падали с его губ звенящими ледяными глыбами. — Вы на это напрашиваетесь. Человек, отвергающий подобную возможность, наверняка что-то скрывает, а мы, уверяю вас, специалисты по части извлечения на свет темных сторон жизни. Всех без исключения. Вы что-то скрываете, мистер Хоукин?

Сердце Тони всполошенно трепыхнулось, подкатив под горло, так что ни сглотнуть, ни вздохнуть, а перед мысленным взором в бешеном темпе снова замелькали картины правонарушений, допущенных им за свою жизнь. Похабная гостиничная комната в Номе с женой капитана, порванные квитанции на штраф за неправильную парковку, кое-какие преувеличения и любопытные умолчания в налоговых декларациях, неоплаченные и давно позабытые счета за коммунальные услуги, дыра в колючей проволоке ограды лагеря Аптон, весьма часто употребляемая после отбоя из-за близости к местной таверне; эти и им подобные прегрешения пронеслись у Тони перед глазами — пожалуй, пустяковые, и будь он католиком, отделался бы всего лишь одним-двумя «Отче наш» да небольшим постом, но его пуританской совести протестанта эти прегрешения представлялись грозными громадами, еще более разросшимися от сумрачной перспективы их обнародования и воздаяния.