Стрелять в гулком проходном дворе было опасно, минут пять, как ушли бомбардировщики, замолкли зенитные батареи, в небе стало тихо, а по улицам заревели автомобили. И все-таки капитан СС приставил пистолет к уху и спустил курок. Близкая вспышка выстрела ослепила, на миг высвеченная черная голова мотнулась и рухнула в бездну, но секундами позже, когда Пронский отступил, пряча пистолет, запечатленный зрением немец продолжал стоять.
Он нащупал ногой лежащий на брусчатке труп и, смаргивая видение, пошел к машине.
Допрос полковник Пронский начал сразу же, как только выехали на улицу. Генерал с сыном сидели рядом, прижавшись друг к другу плечами. Фон Вальдберг довольно быстро отошел от звукового шока, зато гитлерюгенд продолжал дергаться, втягивать голову и гримасничать, словно после контузии.
— Генерал, мне известно о вас практически все, — начал Пронский. — Ваши заслуги перед кайзеровской Германией, перед Веймарской республикой и Третьим рейхом. Мы с вами, господин фон Вальдберг, занимались одним и тем же делом, а именно экономической безопасностью государств, каждый — своего. В двадцать пятом году вы, будучи советником президента, всячески пытались убедить его не делать шагов, которые приведут к краху немецкой экономики и банковской системы. Вы были противником перевода германской промышленности в ценные бумаги, не так ли?
— Я не намерен разговаривать с вами, — через губу сказал генерал. — Не знаю, кто вы и чьи интересы представляете.
— Мы коллеги, генерал. Вспомните: тридцать восьмой год, Вена, секретная миссия, вопросы перевода банковских активов из Литвы, Латвии, Польши… Семи календарных лет не прошло, а кажется, век минул.
— Пожалуйста, включите свет, — вдруг попросил генерал. — Я должен увидеть ваше лицо.
Полковник ткнул кнопку фонарика и осветил себя.
— Узнаете, господин фон Вальдберг? Вы еще спрашивали, откуда у меня шрам на лице. А я ответил…
— Князь Пронский?..
— Да, барон, это я.
— Почему вы… в форме СС? Вы служили… служите рейху?
— Нет, вам не повезло, все мои предки служили России. Я не мог изменить их славе, барон, и пришел с той стороны, чтобы встретиться с вами.
Томас после шока приходил в себя, но еще не воспринимал окружающий мир адекватно.
— Отец, мы все еще в храме? — вдруг спросил он. — А что ты говорил об Аврааме?..
— Да, Томас. Да, — заспешил генерал. — Мы с тобой пришли молиться.
— Но почему не горят свечи?
— Они уже сгорели, сын. Мы пришли давно… Читай про себя молитвы.
— Хорошо, отец…
— Барон, надеюсь, сейчас вы станете отвечать на мои вопросы?
— Что вас интересует? — насторожился тот.
— Пакет Веймарских ценных бумаг, принадлежащий сейчас НСДП. Вы отлично понимаете, о чем я говорю.
Генерал сделал паузу, подтверждающую точное попадание полковника в цель, но сказал отрешенно:
— Нет, князь, я не занимался бумагами.
— Я знаю. После того как вы с блеском провели операцию по возвращению акций, вас перебросили на другой фронт — собирать и вывозить ценности из оккупированных районов.
— Вывозил… Но накоплением и формированием партийных средств занимались другие люди.
— Все режимы в Германии ценили ваш профессионализм, и потому фон Вальдберг никогда не был забыт. А фюрер считал и считает вас самым честным и преданным человеком рейха. Чуть больше месяца назад вас пригласил Борман. О чем вы говорили — никому не известно. Однако после этого вы стали заниматься подготовкой к эвакуации ценностей, для чего дважды вылетали в Южную Америку. В частности, в Аргентину и Колумбию, чтобы подготовить надежные места хранения. В вашем ведении там до сих пор находится батальон СС, в свое время переброшенный из Голландии.
— Я слишком стар, чтобы изменять себе и Германии.
— Не спешите, барон, категоричность в вашем положении опасна, и я обязан предупредить об этом, — капитан протянул руку и неожиданно похлопал Томаса по щеке, как обыкновенно делал Гитлер.
Фон Вальдберг все понял, побагровел и затаился, как оцепеневший хомяк.