Звездные Раны

– Значит, и ты бил, – со вздохом определил Кошкин. – Да не бойся, тебя не трону. Тогда мне всех надо тут… Контрибуция с тебя, дай треху! На коньяк! Мне разогреться надо. А то у него кровь горячая – у меня пока холодная. Понимаешь? Меня только коньяк берет – спирт леденит душу…

Вариант был известен: не дать – не отвяжется, а дать мало – подойдет еще несколько раз, как к старому знакомому. Север есть север…

– Возьми сразу червонец. – Насадный подал деньги. – Гуляй, ты сегодня во второй раз родился. Действительно, счастливейший из людей.

– Это верно! – Кошкин спрятал червонец, но уходить не спешил, разгладил свои усы. – Ты знаешь, я бортпроводник поневоле. На самом деле я летчик. Бывший, списанный. Мне в прошлом году последний талон выстригли. Пришлось идти в стюарды. Не могу жить без неба!.. И я знаю, что ребята чувствовали в последние мгновения…

– Какие ребята? – невпопад спросил академик.

– Мои ребята… Те, что полетели, а я остался.

– А, да… Прости.

– Миг неотвратимости. Ты испытывал его? Когда знаешь, что жить осталось несколько секунд…

– Испытывал, – признался Насадный. – В Питере, в блокаду…

Кошкин посмотрел более внимательно, будто давнего знакомого узнать хотел – не узнал…

– В блокаду… Ну да, ясно… А не видел этого чурку? Который бил?

– Видел…

– Я его сегодня обязательно зарежу, – вдруг тоскливо протянул счастливчик. – И его талабайку тоже. Вот только кровь разогрею и злости наберусь. А то хожу и радуюсь! Надо человека зарезать, а я радуюсь – вот-вот замурлыкаю от счастья!..

– Может, не нужно резать? – безнадежно спросил Святослав Людвигович. – Они тебе жизнь спасли. А если бы не стал бить чеченец, и ты бы успел на свой борт?.. Пойди лучше и выпей с чеченцем мировую. Побратайся…

– Сегодня обязательно побратаюсь, – пообещал стюард, вздыбил усы и пошел, натыкаясь на пассажиров.

В этот момент открыли Нижнеянск и Чокурдах, объявили посадку. Толпа заметалась, началось коловращение, крики радости, смех и вдруг – громкий детский плач: из руки невидимого ребенка вырвался накачанный гелием шар и словно прилип к потолку, медленно пошевеливаясь от сквозняка. Какие-то парни запрыгали, стараясь схватить нитки, но высоко, высоко! Люди вокруг махали руками, сопереживали – наверняка из столицы везли эдакое чудо, берегли всю дорогу, и надо же такому случиться!.. Ребенка тащили на посадку, а он, глубоко несчастный, уже заливался от щемящего, отчаянного плача. Академик машинально приподнялся и вдруг услышал знакомый голос:

– Самые памятные дни – дни потерь и разочарований…

Когда полярник в оленьей дохе пришел и сел в освободившееся соседнее кресло, Насадный не заметил, хотя все было на виду…

– Да, к сожалению, это так, академик. А сейчас и поговорим. Твой рейс объявят через сорок минут.

– Мне страшно с вами разговаривать, – с трудом признался Насадный. – Самолет разбился… Вы знали? Знали?.. И не могли остановить?.. Почему он разбился?

– Потому, что начинается фаза Паришу. А ее остановить невозможно.

– Что это значит?

– Фаза оплакивания, скорби, очищения от грехов, – пояснил он. – Фаза трагедий, катастроф и потрясений. Продлится девятнадцать лет…

– Послушайте… – Святослав Людвигович помотал головой, стряхивая странное оцепенение мысли. – Вы кто? Астролог? Чародей?.. И почему говорите мне – ты?

– А как говорили те люди, что нашли тебя замерзающим на трамвайных рельсах?

На миг Насадный будто в ледяную воду окунулся – в собственную память. Однако встряхнул головой и сказал с недовольством:

– Я старше вас… И мы не знакомы. А это полярное панибратство мне не нравится.

– Хорошо, познакомимся еще раз, Насадный. Я Страга Севера.

– Страга?.. Что это значит? Ангел-спаситель?

– А, все-таки вспомнил блокаду!

– Никогда не забывал… Трамвайные пути, мороз и… почки на ветке дерева…

– Хорошо, что помнишь, – промолвил он со вздохом. – Значит, жива душа… Жаль, как всегда мало времени, и поговорить некогда… Насадный, ты искал Звездную Рану – свой забытый сад, где побывал однажды. Искал плоды с Древа Жизни, а нашел алмазы. Неужели это труд твоей жизни? Ведь этого так мало, чтобы почувствовать себя счастливым.

– Мало, – согласился академик, – но и жизнь еще не кончилась.

– Да, по счастливой случайности, – улыбнулся Страга, верно, имея в виду разбившийся под Красноярском грузовой транспорт. – Я прошу тебя, Насадный, забудь о своем открытии, оставь потомкам то, что принадлежит им по праву времени. Не наступай на руку будущим поколениям. Помнишь, как у тебя отняли валенки? Они были земноводными летариями, им простительно безумство, злая воля и беспощадность. Ты тогда не знал об этом, бежал за ними, просил вернуть… И плакал, как этот мальчик, выпустивший шар. Пока не поморозил ноги… Помнишь? Что же ты теперь сам отнимаешь чужое? У детей, которые даже еще не родились?.. Ты несколько забежал вперед. Балганские алмазы – достояние другой эпохи. Ты же не последний живешь на земле. И не в последний раз. Неужели ты не почувствовал, как противится природа?