– Слушай меня внимательно, – проговорил он медленно и гипнотически. – Я смогу выручить тебя при условии, что услышу полную правду. А ты до сих пор темнишь, каким образом злоумышленники произвели манипуляцию с керном. Ты уже извертелся, искрутился, а причины никак не хочешь назвать. Или не можешь? Слово дал?
– Что я не могу? Говорю, что знаю. – Ячменный мотнул головой, запыхтел в сторону. – Спирт подбросили эти… Да кто их знает! Местные жители, приезжие…
– Ты же сказал, местные не могли?
Начальник партии скорчился, словно от боли в животе, сказал покаянно:
– Да что теперь… Не скроешь… Сошлись, съехались с разных концов, на праздник… Как-то называется…
– Радение.
– Вроде так… Но они же не могли подменить керн!
– С чего ты взял, что его подменили?
– Да говорю же, подменили! Сами подумайте: есть смысл себя оговаривать?
– Действительно, а какой смысл? – Зимогор посветил в лицо Ячменному. – Хоть я и не следователь, но тут и дураку ясно, что в хранилище никто не проникал: замки и печать целые, ни подкопа, ни пролома. Часовые бдят, и, надеюсь, неподкупны. Даже если и купили – вагончик этот на глазах стоит, а чтобы подменить весь керн в такой темноте – нужны сутки, если не больше. А подмену ты обнаружил раньше, чем ящик со спиртом, так что беспробудная пьянка исключена. Или нет? Или до того была еще алкогольная посылка?
Начальник партии отвернулся от луча, и его молчание вдруг озадачило старшего инженера – неужели была еще одна посылочка?..
– Нет, спирта не было, – сказал он наконец. – Но было что-то покрепче… Если откровенно.
– А что, бывает и крепче? – все еще в язвительном тоне спросил Зимогор. – Наркота, что ли?
– Да какая наркота?.. История дурацкая.
– Пляски? Танцы? Хороводы? – точно спросил Олег, вспомнив откровения мусорщика.
Ячменный пересилил себя, обреченно вздохнул:
– Вот именно, пляски… Ходят цепочкой по горам и песни поют, фольклор какой-то… У нас кругом аншлаги стоят, запретная зона, а им обязательно нужно пройти маршрутом через наш участок. Будто один раз в сорок лет они проходят по нему и исполняют гимн. Вообще-то они каждый год водят хороводы на это свое Радение. А нынче у них какой-то особенный, надо им через буровую… Большинство вроде русские, но то ли ламаисты, то ли кержаки, то ли буддисты, или вообще сектанты – хрен поймешь их веру! Начальник охраны запретил, велел идти в обход по долине. Тогда к нам пришел… человек. В общем, мальчишка еще, пацан лет двенадцати. – Начальник партии приоткрыл дверь, указал на нетронутый альпийский луг. – Встал вон там и говорит часовому, дескать, позови господина Ячменного.
– Так и сказал? Назвал фамилию?
– Назвал…
– Вы что, знакомы с ним?
– Откуда? Я его впервые видел! Но фамилию знает!.. И ладно бы только фамилию – все про меня знает…
– Мальчишка-то – алтаец?
– Какой алтаец?.. На вид – типичный европеец…
– Ладно, давай уж по порядку! – Зимогор достал сигареты и вышел на железные ступени.
Начальник партии притворил за собой дверь и махнул часовому. Тот нехотя отошел от вагончика и встал под дождем.
– Я вышел к этому пацану, – вполголоса заговорил Ячменный. – Любопытно стало, как это охрана пропустила… Он мне снова: дескать, разреши пройти через участок, дай команду охране, чтобы пропустили людей. И показывает направление – прямо через буровую! Мол, если они сегодня ровно в полдень не пройдут по этому месту и не споют, какая-то фаза продлится еще дольше.
– Какая фаза?
– Я не запомнил… – поморщился начальник партии. – Не русским словом называется… В общем, и так на земле вон что творится, а еще обрушатся бедствия – землетрясения, тайфуны, наводнения, авиакатастрофы, ну и прочие страсти. Фаза! Так вот, она продлится на неопределенный срок, если они не усмирят ее… У меня была мысль пропустить, но начальник караула… в общем, это называется принципиальностью. Уперся как бык, обещал доложить по команде. Молодой еще литеха, жизни не знает… Ну я и отказал пацану. Он тут и заговорил на каком-то нерусском языке, с каким-то мужиком из хоровода… Этот литеха услышал иностранную речь – чуть караул в ружье не поднял. Едва уговорил не начинать конфликта с местным населением. А мальчишка этот… подошел ко мне, постучал по лбу пальцем… вот так и говорит, мол, теперь пеняйте на себя. Сами накликали на себя несчастье. От Божьего гнева сетями не прикроетесь. Ждите теперь беды во всем, за что бы ни взялись. А лично у меня будут большие неприятности и на службе, и дома. Уйдет жена, повесится любимая собака…
– И что? – поторопил Зимогор. – Ушла жена?
Начальник партии хотел плюнуть сквозь стиснутые зубы, но клейкая слюна повисла на подбородке.
– Ушла, – утерся. – И все вещи вывезла из квартиры! Сесть не на что!.. И собака погибла. Хотел ведь с собой сюда увезти – не дала… Она, стерва, привязала ее на короткую, а крыльцо высокое. Фокс мой протиснулся между балясин, сорвался вниз и повесился на ошейнике… Я еще об этом не знал. Сначала авария на скважине случилась, сразу на следующее утро. Вечером я обнаружил подмену керна. И только ночью спирт появился… Потом сопоставил даты – все в один день сбылось!