Звездный билет (сборник)

Этот эпизод назывался условно «ночной проход по крепости». Пускали дым, поливали булыжник водой. В глубине средневековой улочки появлялись фигуры Тани и Андрея. Потом переползали на другое место, перетаскивали туда все хозяйство, пускали дым, поливали булыжник, снимали с другой точки. За веревками оцепления толпились горожане.

Часы на башне горисполкома пробили одиннадцать, и горожане разошлись. У нас объявили перерыв на полчаса. Принесли горячий кофе в огромных чайниках. Я получил свой стакан и медленно побрел, отхлебывая на ходу, в какой-то мрачный закоулок, над которым висели ветви могучих лип. Почему-то казалось, что Таня сейчас побежит за мной так, как бегала в этом фильме. Но она не побежала.

— Тот, кто черный кофе пьет, никогда не устает, — прямо над моим ухом сказал Кянукук.

Я даже вздрогнул от неожиданности.

— Откуда ты взялся?

— Мне тоже кофе дали, — с гордостью сказал он, показывая стакан. — Вроде бы как своему человеку.

— А зарплату тебе еще не выписали? — поинтересовался я.

Он захохотал и стал что-то говорить, но я его не слушал. Мы шли по узкой каменной улице, похожей на улицу Лабораториум, но здесь все же кое-где светились окна. Вдруг он притронулся к моему плечу и сказал задушевно:

— Одиночество, а, Валентин? По-моему, ты так же одинок, как и я.

— А, иди ты! — Я дернул плечом. — Вовсе я не одинок, просто я сейчас один. Ты понимаешь?

— Не объясняй, не объясняй, — закивал он.

— Я и не собираюсь объяснять.

Вдруг эта улочка открылась прямо в ночное небо, в ночной залив с редкими огоньками судов, а под ногами у нас оказался город, словно выплывающий со дна: мы вышли на площадку бастиона. Сели здесь на камни спиной к городу. До нас донеслась музыка со съемочной площадки, играл рояль. Я прислушался — очень хорошо играл рояль.

— Люблю Оскара Питерсона, — задумчиво сказал Кянукук.

— Ого! — Я был удивлен. — Ты, я гляжу, эрудированный малый.

— Стараюсь, — скромно сказал он. — Трудно, конечно, в моем положении, но я стараюсь, слежу…

— А журнал уже прочел? — спросил я и почему-то заволновался. Почему-то мне захотелось, чтобы ему понравились мои рассказы.

— Нет еще, не успел. Прошлый номер прочел от корки до корки. Там была повесть автора вашего сценария.

— Да, я читал. Ну, и как тебе?

— Понравилось, но…

Он стал говорить о повести нашего автора и говорил какие-то удивительно точные вещи, просто странно было его слушать.

— Загадка ты для меня, Витя. — Я впервые назвал его по имени. — Объясни, пожалуйста, зачем ты подался сюда?

— Порвал связи с бытом! — захихикал он. — Мне трудно было…

И тут я увидел тех троих. Они стояли в метре друг от друга, закрывая просвет улицы. Руки засунуты в карманы джинсов, ноги расставлены, от них падали длинные тени, теряющиеся во мраке улицы. Молча они смотрели на нас. Кажется, они немного играли в гангстеров, но я сразу понял, что это не простая игра.

— А, ребята! — махнул им рукой Кянукук и сказал мне: — Очень остроумные парни, москвичи…

— Подожди, — оборвал я его, — действительно, они остроумные парни, — и встал. — Что вам нужно? — спросил я их.

— Иди-ка сюда, — тихо сказал один.

В таких случаях можно и убежать, ничего стыдного в этом нет, но бежать было некуда — внизу отвесная стена. Я подошел к ним.

— Ну?

Они стояли все так же, не вынимая рук.

— Если попросишь у нас прощения, получишь только по одному удару от каждого, — сказал один.

— Вы фарцовщики, что ли? — спросил я, содрогаясь.

— Поправка, — сказал другой. — Получишь по два удара, если попросишь прощения.

Я ударил его изо всех сил по челюсти, и он отлетел.

— Валя, зачем?! — отчаянно вскрикнул Кянукук.

Вдруг страшная боль подкосила мне ноги: это один из них ударил носком ботинка по голени, прямо в кость. Второй ударил в лицо, и я полетел головой на стену. Первый упал на меня и стал молотить кулаками по груди и по лицу. Я с трудом сбросил его с себя и вскочил на ноги, но тут же сбоку в ухо ударил второй, и все закрутилось, завертелось, запрыгало. Что-то я еще пытался делать, бил руками, ногами и головой снизу вверх, а в мозгу у меня спереди, сзади, сбоку вспыхивали атомные взрывы, и трещала грудь, я упал на колени, когда чьи-то пальцы сжали мне горло. Мне казалось, что глаза у меня лопнут, и тут я увидел Кянукука, который прыгал неподалеку, что-то умоляюще кричал и сжимал руки на груди. В это время кто-то заворачивал мне за спину руки. Потом кто-то сел на меня, и удары по темени прекратились.

— Можно было бы и вниз сбросить этого подонка, — донесся до меня запыхавшийся голос.

— Дорогой мой, надо чтить уголовный кодекс, — со смехом произнес другой.

— Ну, пошли, — сказал третий.

На секунду я потерял сознание от боли в таком месте, о котором не принято говорить. Когда сознание вернулось, я увидел, что они удаляются медленно, в метре друг от друга, подняв плечи, и грубая вязка их свитеров отчетливо обозначена светом луны.