Звездный бумеранг

— А рабочие на этой трибуне бывают?

— Рабочие? — удивилась Лия. — У нас все рабочие.

— Ну а те, что машины собирают?

— У нас все имеют предельное образование, после чего идет индивидуальное прогрессирование — и тех, кто собирает машины, и тех, кто конструирует или разрабатывает теоретические проблемы. Я тоже мечтаю попасть на сборку машин или обработку деталей.

— Разве это так трудно? — поинтересовался я.

— Еще как трудно! — вздохнула Лия. — Ведь если сам управляешь сборкой или обработкой, то легче усовершенствовать машину или сконструировать новую.

Некоторое время трибуна пустовала и мы молчали. У меня возникло много вопросов. Я не задавал их Лие. Место было неподходящим ни для споров, ни для выяснения проблем. Я думал о себе, задавал себе вопросы и не отвечал на них: «Сумел бы я поступить так же, как этот инженер? Чист ли я в помыслах своих и чувствах? А каков Агзам? А Паркер? Сумели бы наши земляне выйти вот так на трибуну? Думаю, многие бы сумели… Но не все. Прохвосты придумали лицемерие, они завистливы и нахальны, и честность они ставят под сомнение, а откровенность используют в корыстных целях».

На трибуне вдруг появился наш хороший Пео, и я остолбенел. Не менее была поражена, и Лия, щеки ее вспыхнули, она даже приподнялась.

Пео смущенно улыбнулся, но тут же помрачнел — белесые брови медленно сошлись. По лицу скользнула гримаса боли. Но заговорил он спокойно, прямо глядя вперед, с завидной выдержкой:

— Дорогие соотечественники! Вы меня знаете… Да, я тот самый Пео, который летал на планету Земля и нашел братьев по разуму, да, я тот самый Пео, песни которого вы поете, да, я тот самый Пео, имя которого стоит вместе с другими на одной из логических машин… И вот я стою на этой трибуне под миллионами ваших встревоженных взглядов, обожженный и растерянный, не имеющий сил справиться со своими желаниями, решивший обратиться к вам за помощью. Помогите, дорогие друзья! Мне не надо разъяснять, что личное счастье каждого человека должно, по меньшей мере, не мешать счастью того общества, в котором этот человек живет, и не мешать, конечно, его близким друзьям и товарищам. А в лучшем случае личное счастье должно гармонировать со счастьем коллектива. Я все понимаю. И доказывать мне все это не нужно. Я понимаю все, но не знаю, как мне быть.

Мне известны слова великого Тиа: «Не ловите счастье в небесах, ловите среди друзей…» Но около двух десятков лет я не был здесь, на родине, все это время мы вчетвером разговаривали только с холодными звездами да приборами. Может быть, это повлияло на меня или что-то другое, только я растерял чувства к своей жене, к своему ребенку и полюбил другую женщину.

Ее вы тоже знаете: биофизик Киу. Пусть она простит меня за то, что я назвал ее имя, вам будет яснее происходящее. Долгие годы я боролся со своим чувством, но безуспешно. И как это ни горько, как ни стыдно, я был вынужден обратиться к вам. Рассудите…

— А где сейчас ваша дочь? — раздался из зала голос.

Надо заметить, что в зале голоса людей и музыка гремели, как во всяком огромном пустом помещении, звуки перекатывались волнами и захлестывали слушателей.

— Дочь живет с матерью и учится, — ответил Пео.

— Сохранила ли чувство ваша жена?

— Да, сохранила.

Я с тревогой посматривал на Лию. Все здесь происходящее казалось мне странным, неловко было сознавать, что во всеуслышание говорят о чужих семейных тайнах. Девушка грустно смотрела на дальнее окно и, видимо, думала о чем-то своем. Вдруг она встрепенулась и спросила:

— Разве можно справиться с чувствами?

Меня немного удивил такой вопрос.

— Не только можно, но и нужно, если чувства гадкие или если они могут доставить огорчение другому человеку… — высказал я свой взгляд, — А разве чувства могут быть неблагородными? — повернулась ко мне Лия.

«Наивная девушка», — вначале подумал я, а поразмыслив, внимательно посмотрел на Лию. Ведь и у нас, на Земле, немало людей (это было, конечно, в то время, когда я улетал), у которых не только поступки, но и мысли, и чувства чисты, их можно открыть всем людям, без стеснения. Немало и таких, которые умеют сдерживать свои мысли и чувства. И все-таки еще много подлых людей. Я представляю, что получится у нас, на Земле, если всем людям дать возможность однажды исполнить все свои желания, не сдерживая их совестью и страхом…

А здесь, на этой планете? Уамляне идут сюда, в Храм Чести и Совести, и выставляют на всеобщее (именно всеобщее, для всех жителей планеты) обозрение самое сокровенное — свои думы, душу и сердце, выставляют, не боясь, что над ними посмеются или зло пошутят. И таких немного. Значит, большинству-то из них не в чем упрекнуть себя. Значит, Лия искренне удивляется людям, у которых, не говоря о поступках, когда-либо возникают нехорошие, эгоистичные мысли и чувства…