Звездный человек(изд.1963)

— Это можно почувствовать. Как бы искусно ни был он сделан, ты почувствуешь, что в его проводах-жилах поток электронов, а не живая кровь… Ведь чувствуешь же ты вот тот наигрыш у живых людей, о котором мы говорили. Все-таки природа человеческая на ближайший миллион лет будет бесконечно сложнее и тоньше, глубже и многообразней любой, даже сверхгениальной человеческой выдумки. В человеке — все прошлое его предков и он сам — его жизнь, стремление, переживания и его будущее… Отсюда вся живая ткань человеческих отношений: здесь и мимолетные душевные движения, и любопытство, и беспрерывная смена темпов, одно волнует, другое нет, и сердце бьется то медленнее, то стремительнее… Все так… Но занимайся делом, Димка!

— Так ты говоришь, что переживания — это главное… И я должен был это почувствовать…

— Как?! Ты не пьян, Дмитрий?

— Нет, нет! Спасибо, Аркадий, большое спасибо! Ты мне дал очень интересный ключ к одному важному вопросу.

— Для тебя я всегда дома, всегда тебе рад, приходи, Дмитрий. Да, так ты все-таки что-то обнаружил?

— Я совершенно случайно наткнулся на еще более загадочное явление… Конечно, большое тебе спасибо за расчет, но, Аркадий… Слушай, мой друг, ты так безжалостно все проанализировал, для тебя все так просто, что завтра я тебя кое с кем познакомлю… Ты когда будешь в лаборатории?

— Завтра с одиннадцати. А с кем ты меня хочешь познакомить?

— Увидишь… Будь здоров, Аркадий.

Дмитрий Дмитриевич повесил трубку и сказал:

— Переживания! Я много говорил с Человеком, смотрел на него во все глаза… Он переживал, волновался, думал, смеялся, сердился, он — человек! Или я сам деревяшка!

ЧЕЛОВЕК ХОЧЕТ МЕДИ

На следующее утро Дмитрий Дмитриевич проснулся от невероятно громкого хруста. Он не сразу пришел в себя, и первая его мысль была о том, что сегодня в одиннадцать часов утра Аркадий ждет его в своем институте и что необходимо уговорить Человека пойти туда. Хруст не прекращался. Вначале Дмитрию Дмитриевичу показалось, что звук этот доносится с улицы. Распахнув окно, он выглянул во двор, но там все было тихо. Хруст соединился с пронзительным металлическим скрежетом. Дмитрий Дмитриевич как был — босиком и в трусах — заглянул в кабинет. То, что он увидел, было совершенно поразительным. Человек сидел на корточках и грыз железную спинку своей кровати. Части спинки уже не было. Дмитрий Дмитриевич ахнул, зажмурил глаза, тряхнул головой и огляделся.

Первое, что привлекло его внимание, была картина — единственное украшение его кабинета. Нарисованная каким-то австрийским художником, она изображала сценку из крестьянской жизни. Несколько женщин в ярко-красных головных платках собирали и складывали на телегу снопы сена. Сейчас вместо головных платков были дыры, позолоченный багет был ободран, проглядывало дерево… Везде, где был красный цвет, торчали клочья холста… Осциллограф, стоявший открытым, также подвергся нещадному разорению. Стеклянная трубка была без цоколя, и Дмитрий Дмитриевич тотчас же вспомнил, как ночью, когда он спал, ему послышался громкий хлопок: это, видимо, вошел воздух в разбитую трубку.

Человек жадно чавкал, поглощая металлическую спинку кровати, и не замечал Дмитрия Дмитриевича. Он оторвался от своего занятия с таким видом, словно сказал себе: «Ну, этого мне достаточно…» Выпрямившись, он неверной походкой приблизился к письменному столу и, оторвав медные ручки от ящиков, также отправил их в рот.

— Хочу медь! Медь! — тихо сказал он.

— Вы что? Что вы делаете? Вы голодны? — растерянно спросил Дмитрии Дмитриевич. Человек не обернулся.

— Да, — проговорил он. — Да, я голоден. Я голоден, и мне очень многого не хватает. Мне не хватает кадмия и ниобия, вольфрама и сурьмы, мне многого не хватает!

— На чем же вы будете спать? Вы же испортили кровать…

Человек не ответил.

— А картина? А осциллограф?…

— Мне нужен был кадмий. Кадмий содержался в красных пятнах этой материи… — Он говорил как во сне и тихонько покачивался на — прямых ногах.

Дмитрий Дмитриевич помолчал. Видимо, у Человека снова был странный приступ оцепенения, свидетелем которого Дмитрию Дмитриевичу приходилось быть уже не один раз.

— Одевайтесь, — нерешительно сказал Дмитрий Дмитриевич. — Одевайтесь и идемте… Человек обернулся и вдруг ожил.

— Куда? — спросил он, одним движением надевая гимнастерку.

Дмитрий Дмитриевич обратил внимание на то, что латунных пуговиц с пятиконечными звездочками на ней уже не было.

— Вы не думайте, что я этим питаюсь, — сказал Человек, поймав взгляд Дмитрия Дмитриевича, устремленный на пучки ниток в тех местах, где были пришиты пуговицы. — Мне это нужно. Мне не хватает ниобия и вольфрама, кадмия и…

— Понятно, — прервал его Дмитрий Дмитриевич. — А мне сейчас нужно, чтобы вы отправились вместе со мной к одному моему приятелю.

— К нему домой?

— Нет, в лабораторию.

— В лабораторию! Это интересно… В ваших лабораториях хранятся самые различные вещества. Я смогу там получить медь и вольфрам?

— Сколько угодно. Я постараюсь попросить моего приятеля… Если вы ему понравитесь…

— Он настоящий ученый? Может быть, как ваш Пшеничный?