Мерсу пошел к дверям. Время от времени он останавливался, как будто забывал, куда идти, и шатался, точно его ударили по голове. Киа стало по-настоящему страшно за исход его вечернего предстояния Ра – а что, если она уже сегодня вечером станет вдовой? Что с нею будет тогда?..
Киа встала и сдернула с постели перепачканную простыню. Она не могла оставить все так, хоть за нею и полагалось убирать рабам. Потом Киа вышла из комнаты, держа в руке грязное белье и оглядываясь по сторонам.
- Эй!
Явилась, кланяясь, служанка, и Киа ей обрадовалась.
- Это нужно постирать, - сказала она, сунув женщине в руки простыню. – И проводи меня в купальню. Здесь она есть?
Прислужница закивала.
- Да, госпожа, но там сейчас молодой господин…
Ах, конечно.
Киа была его жена и могла бы пойти к нему, даже когда он в неподобающем виде, но ее остановила мысль, что Мерсу может опять наброситься на нее при виде ее наготы. Хотя его как будто бы одолевают другие заботы. Но кто знает этих молодых откормленных псов Ра!
Киа вернулась в спальню и мрачно занялась выбором платья на сегодня. Ее платья лежали в сундуке в углу – нарядов у Киа было немного, хотя все богатые и красивые. Жрица Ра должна была быть украшением дома бога в любой час, когда бы ее ни застали непосвященные…
Мерсу вернулся довольно скоро – с его тела, которое он не осушал полотенцем, сбегали струйки воды; на юноше была только набедренная повязка. Он уже чувствовал, что может быть совершенно открытым перед Киа.
- Ну вот, мне уже и легче, - сказал он, бодрясь перед нею и самим собой.
Не глядя на мужа, Киа прошла мимо и, покинув спальню, подозвала служанку. Она чувствовала, преисполняясь отвращения к себе, что начинает свыкаться с Мерсу и со своей жизнью.
А между тем, это было самое страшное – Киа чувствовала всем сердцем, что должна оставаться прежней.
Мерсу не захотел ее днем – а может, им просто владел страх, как Киа накануне брачной ночи, и он не мог думать ни о чем другом. Молодой человек наскоро позавтракал, потом вышел в сад, где по совету жены некоторое время гулял, пытаясь проветрить больную голову. А потом отправился куда-то – наверное, упражняться или еще как-нибудь готовиться к службе.
Киа осталась совершенно одна – слуги не считались, мать Мерсу тоже: эта женщина безвылазно сидела в своих комнатах, как будто боялась мужа или сына. Или Киа. Или Ра…
Сколько, наверное, таких женщин…
Но Киа почувствовала, что не так несвободна, как ей думалось до сих пор. Пожалуй, ее положение даже выгодно.
“Как было бы хорошо, если бы Мерсу однажды умер на службе, - вдруг подумала Киа. – Только не сейчас… Нет…”
Она позавтракала в саду, чувствуя себя почти свободной и сильной. У нее еще побаливало тело после вчерашнего надругательства, но это были пустяки. Здоровая женщина может вынести много.
А особенно – такая женщина, которую с детских лет поили силой Ра.
Потом новая госпожа вернулась на женскую половину, где приказала принести ей иглу и нитки. Она села у небольшого окна, выходившего в сад, и занялась одним из своих платьев, вышивая его по подолу птичьими перьями.
Когда день сменил вечер, Киа забеспокоилась. Она чуть было не пошла спрашивать, где ее муж, но удержалась от этого. Конечно, на службе! Как раз сейчас и на службе! Где Мерсу был днем, Киа не знала, и это не слишком ее заботило – главное, далеко от нее.
Киа опять уснула одна.
Проснулась она оттого, что горячая рука тормошила ее за плечо.
- Проснись, - прошептал ей в ухо Мерсу. Она поняла, что он улыбается, и недовольно повернулась к мужу; но вместе с тем Киа ощутила облегчение. Он вернулся!
- Что такое? – спросила она.
- Меня сменили, - прошептал Мерсу. – Я должен был стоять в карауле до рассвета, но начальник увидел, что у меня дрожат руки и лицо желтое, и отослал меня прочь…
- Ты же должен был стоять в карауле вечером, на пути Ра, - сказала Киа. – Или бог раздумал путешествовать?
В ее голосе прозвучала насмешка, которую, к счастью, Мерсу не заметил.
- Да, великий бог отложил путешествие до рассвета, - подтвердил он ее догадку. – Я должен был стоять на посту до утра. Я легко выдерживаю бдение, но не сегодня…
Киа почувствовала невольное восхищение. Которое тут же покинуло ее, когда Мерсу прижал ее к себе и с наслаждением уткнулся лицом в ее шею.
- У тебя волосы медовые, - прошептал он, целуя ее. – Иди сюда…
Первым порывом Киа было ударить мужа коленом, но она стиснула зубы и осталась лежать неподвижно, пока Мерсу стаскивал с нее платье и целовал ее грудь. Ожидание соития было мучительно, но эти ласки как будто будили в ней что-то самое главное, глубинное, что только еще ждало своего часа.
“И я ничего не добьюсь, если оттолкну его, он только озвереет! Он все равно возьмет меня, но я сделаю плохо и себе, и ему, и он может опять оплошать на службе!”
В этот раз принимать мужа было тоже больно – но его объятия начали разжигать в ней то, что еще не было страстью. И Киа очень хотела, чтобы не стало. Но Мерсу не замечал, как она старается оставаться безучастной, – только наслаждался своим правом.