Звездный единорог. Пьесы

Болтают, ранен ты.
Когда сражался ты на Байле-бреге,
Стоял я между Дураком и морем.
Твои запястья связаны по-женски.
С утра я тут брожу с моею палкой,
Потом услышал голоса, просить стал,
Потом узнал, что я в шатре у Медб,
Мне приказал, по голосу, верзила,
Чтоб Кухулина голову принес
В мешке, и мне дадут двенадцать пенсов.
Я взял мешок на кухне возле двери,
И мне сказали, где тебя искать,
Не думал обернуться я до ночи,
Ан нет, счастливый выпал мне денек.

Кухулин

Двенадцать пенсов!

Слепец

Я б не согласился,
Не прикажи мне королева Медб.

Кухулин

Двенадцать пенсов! Это ль не причина,
Чтобы убить? А нож ты наточил?

Слепец

Нож острый, им всегда я мясо режу.

Кладет мешок на землю, после чего ощупывает Кухулина, понемногу поднимаясь.

Кухулин

Тебе, Слепец, должно быть, все известно.
То ль мать, то ль няня говорили, будто
Слепцы все знают.

Слепец

Нет. Берут чутьем.
Иначе денег не видать бы мне
За голову твою.

Кухулин

Летит вон там
То нечто, чем я стану, умерев,
Моей души первообличье вижу,
Пушистое и славное на редкость,
И странное для воинской души,
Тем более моей.

Слепец

Ну вот, плечо.
Вот шея. Ой! Ой! Как ты, Кухулин?

Кухулин

Как я? Пожалуй, петь охота.

На сцене гаснет свет.

Слепец

Ой! Ой!

Слышится мелодия флейты и барабана. Занавес падает. Музыка стихает по мере того, как поднимается занавес над голой сценой. На ней никого нет, кроме женщины с вороньей головой. Это Морригу. Она стоит ближе к заднику. В руках у нее черный параллелограмм величиной с человеческую голову. Возле задника еще шесть таких параллелограммов.

Морригу

Я говорю для мертвых. Мне внемлите!
Вот Кухулина голова. Вот шесть
Других – тех воинов, что нанесли
Ему шесть ран смертельных. Юный воин
Его ударил первым, а вторым
Любовник королевы Медб последний,
Владевший ею лишь однажды. Были
Четвертым, третьим сыновья ее
Из храбрых храбрецы. А двое прочих
Вниманья нашего не заслужили,
Ведь Кухулин уже едва не падал.
Всем Конал отомстил. Эмер, твой танец.

Появляется Эмер. Морригу кладет голову Кухулина на пол и уходит. Эмер выбегает на середину и начинает танцевать. Она двигается так, что очевидна ее ненависть к тем, кто ранил Кухулина, возможно, она даже как будто ударяет их, делая три круга вокруг голов. Потом она приближается к голове Кухулина, которая может быть, если необходимо, помещена выше остальных на некоем пьедестале. Эмер изображает восхищение, поклонение. Она даже хочет пасть ниц, может быть, простирается перед головой Кухулина на полу, потом встает, глядит, как будто прислушивается, в нерешительности останавливается. Застывает на месте. Наступает тишина, которую нарушает еле слышное птичье пение. На сцене медленно гаснет свет. Слышна громкая музыка, но совсем другого рода. Музыка, скажем, современной ирландской ярмарки. Сцена снова освещена. Но уже нет ни Эмер, ни голов... Есть лишь три музыканта. Они одеты в лохмотья, как уличные музыканты, двое играют на флейте и барабане. Потом перестают играть. Вступает певец.

Уличный певец