Звездный корсар

Начал ораторию в небе незримый орган. Подхватили величальную песню легионы птиц. Завибрировал, отражая стоголосое эхо, купол ясно-лазоревого неба.

- Быстрее, быстрее, Богданку, - подгоняла своего друга Леся. - Хочу встретить солнышко на вершине!

- Тогда надо было захватить левитатор, - усмехнулся Богдан. - Взлетели бы за несколько минут на любую вершину!

- Неинтересно. Теряется чувство преодоления, - ответила жена. Преодолевая тяготение усилием мускулов, дыхания, напряжением сердца, ты словно приобщаешься к чувственному и эмоциональному миру предков. Помнишь, как в древней песне: "З верха на верх, а з бору в бiр, з легкою в серцi думкою!.."

- Как сильно и точно сказано! - подхватил Богдан. - Как поэтично! У нас теперь занимаются стихоплетством почти все, но ощущают ли они так предвечно просто?

Леся не ответила. Они уже выбрались на вершину. Небольшая площадка освободилась от снега, посреди нее в розовосолнечной дымке высилась прославленная в целом мире скульптурная группа, созданная век тому назад молодым украинским ваятелем Гнатом Байдою, погибшим в расцвете дарования.

Держа жену за руку, Богдан замер от восхищения. Затем они обошли пьедестал. Остановившись, долго всматривались в лица Матери с Дитем, которые сидели в центре группы. Тревожные и вдохновенные очи, тонкие, чувствительные пальцы поэтессы, художницы, жницы, возлюбленной. То был вековечный образ Матери-Украины - девы-воительницы, которая сквозь пыль веков, сквозь бури исторических, социальных и общественных катаклизмов передала в космическое далеко, в звездное грядущее, свое живое сердце, песню, сказку, волю к бытию, заветы лучших своих сынов-созидателей. Возле ног ее - с левой стороны - Тарас. Он склонил голову на ее колено, закрыв глаза. Но такое мастерство, такая творческая жажда водила рукою Вайды, что все лицо Кобзаря стало всевидением оком Духа. На его устах замерла блаженная улыбка, в ней слушалось беззвучное слово: "Когда Матерь бодрствует, сыну можно отдохнуть. Но я готов снова прийти, Мама. Ты только позови меня - я вернусь!"

С правой стороны от Матери - Леся. Горный трепетный и гордый подснежник, который не может жить и дышать в знойные буйнолистые летние дни, но любит суровые морозные периоды ранней весны. Рядом - Каменяр. Узловатые руки сложены на коленях, тело неподвижно, а за высоким челом - напряжение огненного вулкана мысли и чувства.

Еще и еще фигуры - концентрическими кольцами - окружают Матерь-Деву, породившую их в муках творческого искания и направившую детей своих к вселенским горизонтам.

Леся и Богдан склонились перед Матерью в низком поклоне. Жена прошептала:

- Благослови нас, любимая, в дальний путь. Хотим сохранить твою искру в безднах вечности. Хотим не забыть твоих мук и любви.

- Не забудем, - молвил Богдан. - Пуповина рвется, но дитя в крови несет ее суть и наказ.

Они отошли от скульптурной группы вдохновенные, успокоенные, счастливые. Сели на камне - лицом к солнцу.

- А тебе не тяжело, Богданку, оставлять Землю? Родной край? Скажи - ты не сомневаешься в своем решении?

- Еще как тяжело... - Ясно-карие глаза Богдана потемнели. - Нас вечно разрывает между двумя полюсами тяготения: один - зов правечности, голос прадедов, уют детства; другой - призывная труба тайны, веление сказки, требование новых горизонтов. И то и другое - воля Матерей, воплощенная в нас. Не всегда матерь тела и матерь духа согласуются между собою, но истина там, где зов тайны...

- Это правда, - кивнула Леся, доверчиво взглянув на друга очами-незабудками. - Дни детства - волшебство, но звезды разве напрасно вспыхивают в ночном небе? Они зовут в вечность...

Богдан обнял ее за худенькие плечи, вдохнул хмельной запах пшеничных волос, волнистым потоком ниспадавших на спину. Она осторожно освободилась из его объятий, стала на камне, протянув руки к солнцу. И замерла.

- Вижу, в тебе грусть по Земле гнездится еще глубже, нежели во мне, сказал Богдан. - Да и не только по Земле... По Солнцу... Ты ведь Солнцепоклонник...

- Что человеку нужно? - печально отозвалась Леся, окинув взглядом горную панораму. - Почему в ней - такой небольшой - посеяно болезненное зерно вечной творческой муки?

Богдан не ответил. Взяв жену за руку, помог соскочить с камня и повел ее к тропинке.

- Пора. Времени мало, любимая.

Спускались быстрее. Над полонинами плыли туманы, покрывая травы и цветы самоцветами росы. С правой стороны звенел радужный водопад, тихо журчали из-под талого снега струйки воды, даруя жизнь подснежникам - лазоревым очам земли.

Там, внизу, уже бушевало лето, а тут, над альпийскими лугами, только начиналась ранняя весна.

Леся смеялась, радуясь тому, как Богдан уже в сотый раз бросается с тропинки в сторону, склоняясь над каким-нибудь розовым или белым цветочком.

- Если бы теперь тебя увидели твои поклонники, сомнительно, узнали бы они знаменитого космонавта, известного по телевизионным передачам?!

- Ах, Леся! - словно в забытьи отвечал Богдан. - Я теперь не космонавт. Я - младенец! Милая, если бы навсегда сохранить эту неповторимость, эту красоту. И вот такое чувство, как у меня сегодня!..