Звездный меч

Меня сбили с ног. Падая, я заметил, что бегущие с противоположной стороны монархисты также подверглись нападению революционных войск. «Красные» стреляли с расположившегося на краю площади тяжёлого военного анг-транспортёра, что ожидал, вероятно, возвращения Той, Что Грезит. Толпа отшатнулась, и две встречные волны, гонимые смертельной опасностью, сшиблись... Началась невообразимая давка, и я сообразил, что моя неприлично короткая бесславная жизнь вскорости столь же неприлично и бесславно закончится... Погибну я глупо и нелепо, даже не раскатанным в блин, а превратившись в кровавое пятно, размазанное по колдобистому бетонному покрытию площади.

Видя такое непотребство, из окон захваченной Комиссарии открыли ответный огонь вооружённые монархисты. Локальное противостояние перерастало в крупномасштабный смертоубийственный конфликт. Мне дважды наступили на голову, о моё тело спотыкались и падали. Вокруг меня образовались завалы из человеческих тел, грозя погрести под собой. Возможность окончить жизнь затоптанным стремительно менялась на вероятность задохнуться...

Но в критический момент меня схватили за руки и мощно потянули сквозь клокочущее столпотворение, метя в сторону огромного мрачного монумента, располагавшегося к северу от Комиссарии. Разглядев лица моих неожиданных спасителей, я был несколько удивлён — если уж предположить, что в подобном состоянии я ещё был способен на проявление столь сложного, совсем неживотного чувства.

Подозреваю, белолицый и его уголовная компания решили любой ценой закончить магический сеанс, несвоевременно прерванный началом оголтелых боевых действий.

Возле монумента толпились дети, неизвестно каким образом очутившиеся на промонархической демонстрации. Они надсадно кричали и плакали в голос. По крайней мере, двое из них были мертвы, но, безвольно свесив головки, продолжали стоять: с одной стороны их сжимали покрытые барельефами камни постамента, а с другой — тела других детей, пока ещё живых, не удавленных стараниями революции.

Завоняло палёной плотью, белолицый тоненько взвыл и выпустил меня. Повернувшись, я заметил, как он схватился за бок, задетый лучом, и скривил в обиженной гримасе тонкие побелевшие губы. Я, опасаясь по-новой сверзиться под ноги бесноватой толпе, таранно ринулся в направлении стороны постамента, противоположной фасаду Комиссарии.

Наконец, чуточку отдышавшись, я осознал, насколько близок был к гибели, и почувствовал, как меня начинает всё сильнее и сильнее бить нервная дрожь. Некоторое время я напрочь не воспринимал окружавшую меня действительность — не слышал оглушительных криков, не замечал и не осязал бурлящего рядом моря организмов... Выйдя из этого ступора, вызванного близким, как никогда, дыханием Смерти, я вдруг ощутил «сгущение мутотени» моего Света.

Мутотень, бессловесно, посредством возникающих перед моим мысленным взором странных символов, подсказывала путь, долженствующий привести к моему спасению: возник он среди вжатых друг в друга тел и выглядел как щель, светящаяся неоново-синим. Щель, которая была в состоянии растягиваться, расширяться... нужно было лишь уразуметь, хотя бы подсознательно, в чём секрет её эластичности, понять — и идти.

Уходя в «неоновый» просвет, я внезапно увидел, как всё начиналось.

...В тёмной комнате с неясной размерностью перед четырьмя горящими зелёными многогранниками стоял мрачный роальд, облачённый в красную кружевную кофту. Он неслышно, одними губами шептал могущественнейшие заклинания. В левой руке двумя пальцами держал он Свет, лучащийся ядовитым многоцветием.

Внутри одного из многогранников появилась Поющая Жрица, идущая сквозь размыкающуюся толпу демонстрантов. Мрачный роальд взял в правую руку другой многогранник и уставился вглубь, словно высматривая нечто внутри него. Наконец взгляд яростно сверкающих белёсых глазищ остановился, выделил женщину-роче, державшую на руках маленького ребёнка. Роальд мысленно прикоснулся к женщине и выдернул её образ на поверхность. Затем он сдвинул вместе многогранник и Свет, и они начали сливаться, проникая друг в друга. Словно виртуальность накладывалась на реальность... После этого женщина бросилась под ноги Жрицы. А за нею — и прочие...

Дальнейшее известно.

...Вышел я из спасительной щели вблизи брошенной дырявой палатки, установленной на льдине, дрейфующей в водах неприветливого полярного моря. И даже не удивился: по всей видимости, мой рассудок, небезосновательно беспокоясь о собственной целости и сохранности, выработал в отношении чувства удивления нечто, подобное иммунитету.

Поэтому я либо ничему не удивлялся, либо удивлялся постфактум, «констатирующе», так сказать. Иначе мгновенная, резкая смена революционной площади на заброшенную палатку разорвала бы рассудок. Как минимум — «напополам».