Звездный меч

— Сейчас мы не готовы отправиться к звездам, и много времени пройдет, прежде чем мы снова откликнемся на их призыв. Я все время думал, как поступить с кораблем. Если он останется на Земле, у меня все время будет желание им воспользоваться, и я не буду знать покоя. Но терять его тоже нельзя. Мне почему-то кажется, что я несу за него ответственность и должен использовать для блага Человечества.

Вот что я решил: я отправлю его за пределы нашей Галактики с роботом на борту. Нам нужно узнать, что случилось с нашими предками. Если будет возможно — понять, ради чего они покинули нашу Вселенную. Наверное, это было нечто удивительное, если ради него они отказались от всего.

Сколько бы ни длилось путешествие, робот будет на посту. И однажды наши братья получат сообщение и узнают, что мы ждем их на Земле. Они вернутся, и я надеюсь, что к тому времени мы будем достойны их, какими бы великими они не стали.

Элвин умолк, всматриваясь в будущее, которое он нарисовал, но, возможно, никогда не увидит. Человек начнет заниматься переустройством своего мира, а корабль будет мчаться сквозь межгалактические бездны и вернется через тысячи лет. Может быть, Элвин и доживет до этого дня. А если нет — что ж, его и это устраивает.

— Думаю, ты поступаешь мудро, — сказал Джесерак. И тут в нем снова проснулось эхо былого страха. — А что, если корабль встретится с чем-то враждебным…

Он умолк, поняв причину страха, — и скривил губы, как бы насмехаясь над собой и стараясь отмахнуться от последних призраков Завоевателей.

— Ты забываешь, — возразил Элвин, воспринявший это замечание серьезней, чем предполагал Джесерак, — нам будет помогать Ванамонде. Мы не знаем, каковы его возможности, но в Лисе все уверены, что они безграничны. Не так ли, Хилвар?

Хилвар ответил не сразу. Ванамонде был величайшей загадкой, вопросительным знаком в будущем Человечества. Уже теперь было ясно, что эволюция самосознания Ванамонде ускорилась благодаря контакту с философами Лиса. Они возлагали большие надежды на предстоящее сотрудничество с инфантильным супермозгом. И были уверены в том, что им удастся сократить период его естественного развития, которое без их вмешательства заняло бы сотни тысяч лет.

— Я в этом не уверен, — признался Хилвар. — Мне почему-то кажется, что нам не следует ждать от Ванамонде слишком многого… Сейчас мы можем ему помочь, но ведь мы — это всего лишь краткий эпизод в его бесконечной жизни. Не думаю, чтобы его предназначение было как-то связано с нашим собственным.

Элвин удивленно посмотрел на него.

— Почему ты так считаешь? — спросил он.

— Я не могу этого объяснить, — ответил Хилвар. — Интуиция подсказывает.

Хилвар мог бы кое-что прибавить, но промолчал. Ему было трудно передать словами свою догадку, хотя он и знал, что Элвин не станет смеяться над его мечтой. Он не решался обсуждать ее даже с другом.

Это была не просто мечта, а нечто большее, и Хилвар был уверен: она будет преследовать его всегда. Она зародилась в его мозгу во время необъяснимых и непередаваемых контактов с Ванамонде. Знал ли сам Ванамонде, какова его одинокая судьба? Что ему уготовано?

Когда-нибудь, в непредсказуемо далеком будущем, энергия Черного Солнца иссякнет — и пленник вырвется на свободу. И тогда, в предсмертный час пространства и времени, Ванамонде и Безумный Разум должны будут встретиться на звездном пепелище.

Эта встреча может стать последним актом Творения, но она не будет иметь ничего общего с Человеком, которому не суждено узнать, чем все это кончится.

— Смотри! — воскликнул вдруг Элвин. — Вот что я хотел вам показать. Понимаете, что это такое?

Корабль находился над полюсом, и планета под ним представляла собой совершенную полусферу. Глядя вниз, на пояс сумерек, Джесерак и Хилвар увидели одновременно восход и закат по обе стороны Земли. Это зрелище было столь символично и совершенно, что забыть они его не смогут никогда.

Вселенная погружалась во тьму: тени удлинялись к востоку, где новому рассвету уже не возникнуть. Но другие звезды были все еще молоды… и забрезжил утренний свет.

Настанет время, и Человек снова станет на путь, по которому когда-то прошел.